«Через полтора месяца я получила диплом сварщицы». Как российские эмигранты становятся дауншифтерами поневоле

Из журналиста — в строители. «Не могу, как Довлатов, год лежать на диване, у меня и дивана-то нет»

Милослав Чемоданов, Россия — США

Мы с моим парнем уехали прямо 24 февраля 2022 года. В 8 утра сели за компьютер и купили билеты. Сперва — в Грузию, потому что у меня даже шенгенской визы не было. Но мы понимали, что Грузия — гомофобная страна, и если уезжать, то уже в какое-нибудь место, где мы сможем себя нормально чувствовать. В результате прилетели в Мексику и на границе с США попросили политического убежища. По закону офицер не может отказать в такой просьбе — у человека есть право на рассмотрение дела об убежище. И все это время тебя не могут депортировать.

Но работать тоже нельзя. И номера социального страхования у тебя нет. Даже если ты хочешь заниматься, скажем, выгулом собак, для регистрации в приложении нужен этот номер. И что ты будешь делаешь, никого не волнует.

С одной стороны, тебе как малоимущему полагается скидка на проезд от штата. Есть бесплатная медстраховка. Есть фудбанк, такое место, где можно бесплатно взять еду. Но платить за жилье тебе нечем. Поэтому остаются два пути. Заниматься тайком каким-нибудь фрилансом, скажем, делать графический дизайн для людей из Новой Зеландии. Или найти низкоквалифицированную работу за наличные.

Я сделал и то, и другое. Как фрилансер пишу тексты, а за кэш работаю на двух работах. Когда меня спрашивают, чем я зарабатываю на жизнь (это тут нормальный вопрос при знакомстве), я отвечаю, что с утра работаю на стройке, вечером — на кулинарных курсах, а в промежутке пытаюсь писать.

Знаю, что когда говоришь людям «я журналист», у них глаза округляются определенным образом. А скажешь «я работаю на стройке» — уже немного по-другому округляются. Хотя человек-то перед ними тот же самый.

Сам я не определяю людей по их работе. Если мне говорят, что у кого-то многомиллиардный бизнес, я не охаю. Работа — это преходящее. Я сделал в Москве две успешные карьеры как журналист и как диджей. И не могу сказать, что стал от этого счастливым. Гораздо важнее быть хорошим человеком, быть добрым к людям, делать что-то полезное.

Сергей, прости господи, Довлатов, вспоминал, что перед отъездом он в Питере всем рассказывал, что уедет в США и будет мыть посуду. Все охали, плакали: «Как так, наш светоч будет посуду мыть». Потом он приехал и понял, что мыть посуду ему и дома не особо нравилось. А чтобы в ресторане — так это тяжело и неприятно. Он лег на диван на год, пока жена работала за двоих. А у меня нет такой возможности — лежать год на диване. У меня и дивана-то нет.

Так что я встаю, когда нет еще и 5 утра, и еду на стройку. Там я управляю подъемником, вожу между этажами людей и грузы. Когда поток большой, приходится создавать хитрую логистику. Этим надо подняться на 25-й этаж, тем — отвезти материалы на пятый. В руках две рации, из которых постоянно кто-то орет. А в спокойное время удается даже немного в телефон потупить.

Там очень много всякой вредной строительной пыли, поэтому я весь день сижу в респираторе. Парень тоже работает на этой стройке лифтером. Конечно, такую работу могла бы делать обезьяна. Просто нам повезло, что обезьяну не взяли, а взяли нас.

Но эта работа очень нас радует, потому что позволяет снимать комнату и расплачиваться с долгами, которые мы набрали в первые месяцы.

Вторую работу я нашел в Facebook. В Америке очень любят эту социальную сеть, все в ней сидят. В Нью-Йорке есть группа «Работа для квир-людей». В ней я написал, и совершенно незнакомый человек помог познакомиться с моей нынешней работодательницей.

Ей лет шестьдесят, она очень приятная, душевная, почти друг. Она ведет кулинарные курсы, и ей нужен был подмастерье: носить, убирать, следить, чтобы на столах было все необходимое, а в мойке чисто. К еде я отношения не имею. Но порой участники курсов думают, что я тоже какой-то кулинарный гуру и спрашивают совета. Я отвечаю по-простому: «Если вам нравится, значит, у вас все получилось».

Работа нелегкая, но в ней есть приятные моменты. Особенно, когда видишь, что люди получают удовольствие. На эти курсы приходят, просто чтобы приятно провести время, разнообразить досуг. И мне приятно, что людям приятно.

Да, я встаю рано и работаю тяжело. Но знаю немало людей, которые точно так же не получают никакого удовольствия, хотя зарабатывают в успешных компаниях огромные для меня деньги. Они просто делают это за зарплату. И, кстати, все равно ощущают себя бедными.

Иногда мне снится, что я готовлю диджей-сеты. Не тот момент, когда я их играю, толпа ликует, все беснуются и любят меня. А именно подготовка. Видимо, я потратил на эту работу столько времени, что продолжаю и во сне ее делать. Хотя не могу сказать, что скучаю по ней. Да, она приносила деньги и много приятных моментов. Но я прекрасно понимаю, почему я здесь.

Для меня не так важно заработать миллион. Гораздо важнее быть собой, быть геем, быть со своим молодым человеком. Не бояться, что на тебя напишут кляузу. Это было основное, из-за чего мы уехали. Конечно, война стала переломным моментом, но мы бы и так уехали рано или поздно. Потому что для геев все становилось хуже и хуже. А я слишком долго работал над собой, над принятием себя, чтобы начать скрываться и как-то подрезать себя.

Огромное удовольствие, когда на улицах Нью-Йорка я вижу пары одного пола, которые держатся за руки, обнимаются. Наконец-то я чувствую себя дома. Даже на стройке атмосфера абсолютно не токсичная. Один раз моего парня кто-то спросил, кем мы друг другу приходимся: братья, еще какие-то родственники. Он честно ответил, и никаких вопросов это не вызвало.

А еще я чувствую некоторую взбудораженность от будущего. Потому что у тебя впереди не одна, две, три дорожки, а огромное поле самых разных возможностей. И я представить не могу, кем буду через пять лет. Я сделал две карьеры, но жизнь одна, и уныло всю ее потратить на одно и то же занятие.

Из ресторатора — в «мужа на час»: «Жена удивлялась: ты же дома никогда ничего руками не делал»

Андрей (имя изменено), Россия — Португалия

За всю жизнь в России я, наверное, ни одного карниза не повесил и ни одной дырки в стене не просверлил. Если нужно было что-нибудь починить, просто вызывал с производства ремонтную бригаду, и они все делали. У меня на эти вещи просто времени не было. С 24 лет я занимался бизнесом, руководил людьми и ничего тяжелее ручки в руках не держал.

Бизнес рос постепенно. Сначала мы торговали мясными изделиями. Потом запустили производство по переработке мяса. А дальше и ферму открыли. У нас были куры, утки, гуси — полный цикл от фермы до прилавка. Продавали все это в своих магазинах, открыли ресторан и кафе. У нас там был пруд для рыбалки и агротуризм, только гостевые домики не успели построить, потому что началась война, и мы решили больше в это не инвестировать.

Мы уехали осенью. Мобилизация лично мне не грозила — у нас четверо детей. Но в России никогда ни в чем нельзя быть уверенным. Тем более, скажешь что-нибудь неаккуратно, могут и детей отобрать. Так что мы закрыли часть бизнеса и приехали в Португалию.

Первые четыре месяца мы с женой адаптировались, надо было устроить детей в школу. А потом был случайный разговор со знакомыми в кафе, кто-то обмолвился, что ищет фирму, чтобы почистить мебель в доме. Я тут же вызвался: а давайте мы это сделаем. У нас не было никакого оборудования, но я его купил, разобрался и почистил в том доме мебель. Меня порекомендовали другой девушке — я и ей почистил. У третьей были проблемы с водой, я пришел и починил. И нас начали рекомендовать друг другу.

Скоро я нанял помощника — мальчика 25 лет, он раньше работал на химическом производстве и уехал из-за мобилизации. Потом нашел электрика. Сейчас мы взяли еще девушку в клининг. И теперь делаем все: можем настроить телевизор, повесить карниз, поменять розетки, отремонтировать дом, убраться. В Португалии, если ты создал бизнес, можно легализоваться и получить вид на жительство. Что мы и сделали.

Таких компаний, как наша, на рынке много, но спрос гораздо выше. Мы сейчас отделываем в Лиссабоне несколько маленьких баров. Их открывает парень, который раньше жил в Ростове-на-Дону, а теперь — в Голландии. Бары крошечные, с кухню размером. Он обращался в несколько местных компаний, но никто даже посмотреть объекты не приехал, потому что объем работы маленький, а заказов много. В итоге нашел нас через рекламу в русскоязычных группах.

Надо сказать, что бывшие соотечественники очень требовательны и хотят уровень сервиса, как в Москве, чтобы все было четко. Мы так и работаем, и, наверное, это наше конкурентное преимущество.

Я и дома теперь все делаю сам: и крашу, и плитку кладу. Жена удивлялась: «Ты же никогда ничего руками не делал». Я ответил, что мы теперь живем в другой стране и должны приспосабливаться, поэтому я готов к любой работе.

Помню, в нашем ресторане были ребята, которые очень стеснялись того, что они официанты. Это обычное дело для России, а здесь в Португалии никто не стесняется ни работы, ни уровня дохода. Здесь нормально, если один человек приехал на Бентли, а второй на велосипеде. Они все равно найдут общие темы для разговора. Тут вообще как-то не принято ранжировать людей, делить их на касты. Скажу честно, я тоже людей никогда так не делил. Всегда уважал тех, кто может работать руками и делает это хорошо. И большой дистанции с сотрудниками не держал.

А вообще в Португалии я впервые в жизни чувствую себя спокойно. Не жду, что ко мне придут Роспотребнадзор, менты или партнер кинет. В России ты всегда жил в постоянном напряжении. Да в России тебя просто может пьяный человек ножом ударить. У нас в ресторан приходили приличные вроде люди, а потом напивались и дрались. Особенно на свадьбах. Что ни месяц, то подерутся до крови или плитку разобьют в туалете. В Лиссабоне ничего подобного нет. И дети могут спокойно гулять.

В будущем мы хотели бы устроить здесь что-то вроде того, что у нас было в России. Найти участок земли, обрабатывать, построить кафе и принимать туристов. Думаю, назад мы уже не вернемся. Предприниматель должен врастать в землю. Десять лет я делал это в России, поэтому решиться на отъезд было нелегко. Зато теперь я врастаю здесь.

Из гримера — в сварщицы: «Каркас винтовой лестницы — это безумно красиво»

Юлия Далидович, Россия — Литва

Я отучилась на журфаке, но потом сменила много профессий. Работала в милицейской газете «Петровка 38», была бутафором, гримером, копирайтером. Незадолго до войны начала заниматься современным искусством — поступила в школу Родченко и даже успела кое-что продать, например, гипсовый нос с торчащей соплей и голову вороны по имени Зина. Так что, если я рассказываю, что стала сварщицей, многие знакомые думают, будто я занимаюсь художественной сваркой. Но нет, я работаю на заводе, встаю в 4:30 утра и восемь часов провожу с горелкой в руках. Впрочем, это все равно искусство.

Когда весной 2022-го мы уезжали из Москвы, мой молодой человек Саша спросил, чем я хочу заниматься. Я ответила, что буду делать валяные игрушки. Но ничего из этого не получилось. А вот вторым пунктом в списке стояла сварка.

Дело в том, что еще в 2016 году, когда я работала бутафором, в соседней мастерской ребята варили каркас для DeLorean — машины из «Назад в будущее». Они выходили оттуда грязные, вся одежда в дырках от искр, но счастливые. И я уже тогда подумала, что хочу этому научиться.

Мы нашли в Вильнюсе курсы, куда брали девочек. Точнее, до меня там девочек не было, но они согласились меня взять. И через полтора месяца я получила диплом сварщицы по технологии MIG-MAG. Это полуавтомат: в аппарат вставляется проволока, он ее постепенно выпускает из сопла и расплавляет.

Я пыталась устроиться на разные заводы, но меня не брали. Говорили, что у них даже туалета для девочек на производстве нет. Зато всюду рассказывали одну и ту же историю. Мол, когда-то давно была у них сварщица, которая варила лучше мужчин. Я не знают, разные ли это были женщины или какая-то одна, поработавшая на всех заводах Вильнюса, но мне очень хотелось бы с ней познакомиться.

А на одном заводе сказали просто: давай попробуем. И вот я тут. Мы собираем арматурные каркасы для железобетонных зданий. Первое время я тыкалась, как слепой котенок, но, как только освоилась, меня поставили работать самостоятельно. Теперь я читаю чертеж, если надо, то смотрю еще 3D-схему на экране. А потом сама ищу по всему заводу металл, который мне понадобится: арматуру, хомуты. Иногда, когда они тяжелые, килограммов 30, использую подъемный кран. И, наконец, свариваю каркас.

По-хорошему, надо успевать сделать 11 штук за смену. Но пока все коллеги еще не перестали удивляться, что девочка пошла работать на завод, с меня спрос поменьше. Каркасы бывают стандартные. Например, для балконов, такой за 15 минут собрать можно. А бывают сложные, не под силу одному сварщику. Если кому-нибудь из коллег выпадает такой, я сразу прошу взять меня в пару. Правда, пока меня обычно не берут.

У нас на заводе делают потрясающие вещи. Например, каркас винтовой лестницы — это вообще умат <в Хабаровске и Приморье «умат» — это «круто» — The Insider>: безумно красиво и безумно сложно. Или каркас огромной 15-метровой колонны…

Некоторые люди, которые работают тут по 18 лет, устали, им надоело. Но я этого не понимаю, не понимаю тех, кому всего хватает и ничего нового не надо. Мне все интересно, я хочу развиваться. Мечтаю поехать вахтовым методом в Данию или Норвегию и варить там корабли.

Для этого надо будет сдать специальный экзамен. Он стоит 400 евро, там твои швы проверяют рентгеном, и они должны быть почти идеальными. Сейчас в своей работе я не делаю больших швов, только маленькие, так называемые прихваты. Поэтому я собираюсь тренироваться в свободное время. В Вильнюсе есть несколько мест, где каждый может заплатить деньги и варить в свое удовольствие четыре часа.

Сварка — это пипец как вредно для глаз, для легких, для пальцев и ног. Первое время я работала во всевозможной защите, надевала по два респиратора. А потом поняла, что это очень неудобно. Но я так полюбила эту профессию! Лучше буду почаще проходить проверки у врачей.

Дело в том, что я очень активный человек. И после рабочего дня чувствую, как будто восемь часов провела в качалке. Такая бодрая, активная. Так уж повелось, что Саша работает головой, а я руками. Кто чем лучше умеет. И, кажется, это именно та работа, которую я так долго искала. Всю жизнь перебирала одну работу, другую, третью — и вот нашла.

Из главреда — в тренеры: «Переход из мозга в тело не такой странный, как кажется»

Ольга Черномыс, Россия — Израиль

Я уехала раньше других, начала собирать документы после аннексии Крыма. В октябре 2015 года я уже была здесь. Поэтому могу сказать, что каждый эмигрант переживает два периода: эйфорию первого года и депрессию второго.

Муж сразу пошел на завод — он по образованию специалист в области электроники. А я пыталась оставаться в журналистике. Я ведь занималась этим с 12 лет, перед отъездом была главным редактором.

Так что я писала тексты для пиара и рекламы. Например, для мексиканской турфирмы, принимавшей туристов из России. Но к моменту начала депрессии второго года поняла, что денег так не заработать.

И вот ты понимаешь, что ничего не получается, что толку мало, что надо потихоньку себя спасать. И я не нашла ничего лучшего, чем бегать. Бегала я так себе, потому что набрала лишний вес.

В этот момент мне попалась книжка нейробиолога Венди Сузуки «Healthy Brain, Happy Life», которая узнала о спортивных занятиях под названием intenSati, попробовала и поняла, как они влияют на создание новых нейронных связей.

А дальше я совершила абсолютно нелогичный странный поступок — написала Венди письмо, что хочу этому научиться. И вот я уже лечу в Нью-Йорк и несколько дней с утра до ночи занимаюсь на курсах.

Как раз в это время Институт Вингейта в Израиле впервые за несколько лет набирал группу тренеров с преподаванием на русском языке. Там было много новых репатриантов, в том числе семьи из Донецка и Луганска, которым пришлось уехать после российского вторжения. Помню, на каком-то из занятий их попросили рассказать о доме, и они просто рыдали. Молодые ребята, спортсмены, пришедшие учиться на тренеров.

Мне, в отличие от них, было уже за сорок, а экзамены предстояли довольно серьезные. Помимо теории надо было пробежать 12 км за определенное время. Приседать с весом 30 кг на плечах. При этом я испытывала огромное удовольствие, задавала миллион вопросов. А вернувшись с занятий, брала кого-нибудь из знакомых за пуговицу и пересказывала услышанное: «Представляешь, оказывается, вот как оно в нашем теле работает».

Журналистика — это ведь не просто профессия, это определенное строение ума и характера. Готовность попробовать новое и желание рассказать об этом новом и интересном другим. И именно этим я сейчас и занимаюсь — рассказываю людям вещи, которые мне интересны, а им сделают хорошо. Я знаю, как тренироваться, держать себя в форме, доставлять себе радость. И должна этим делиться.

Сейчас я провожу по пять тренингов в неделю, я единственный тренер этого направления в Израиле. И это приносит больше денег, чем журналистика. Так я перешла с совершенно мыслительной, вербальной работы на телесную.

Этот переход из мозга в тело, на самом деле, не такой странный, как кажется вначале. И людей, которые его делают, довольно много. Например, недавно я встретила женщину, которая всю жизнь была программистом. А теперь это бросила, преподает тай-чи и удивляется, почему не сделала этого раньше.

И я тоже поняла, что всю жизнь хотела именно этого — заниматься движением. Просто не разрешала себе.