Папа римский Франциск ушел из жизни в возрасте 88 лет — всего через день после своего последнего публичного появления на площади Святого Петра, где он поздравил верующих с Пасхой. Его понтификат длился более десяти лет и стал одним из самых необычных и поворотных в новейшей истории католической церкви. Первый папа из Латинской Америки, первый иезуит на этом посту, первый Франциск — он стремился вывести церковь за пределы Европы, реформировать курию, смягчить риторику по ряду острых тем и перенастроить всю систему управления Ватиканом на десятилетия вперед. The Insider поговорил с экспертами о том, каким был понтификат Франциска, что он изменил в устройстве церкви и чего теперь ждать от конклава.
Фото: Getty Images News
Обозреватель Константин Эггерт в разговоре с The Insider пояснил, что понтификат папы Франциска оказался крайне противоречивым для церкви и не принёс той пользы для церкви, на которую все рассчитывали:
«Папа Франциск не европеец и не смог в полной мере использовать на благо Римско-католической церкви тот факт, что главные регионы роста сегодня — это Африка, Индия и часть Азии, где христиане подвергаются насилию, вплоть до уничтожения. Он проявлял сдержанность в защите католиков, например, в Нигерии, и уделял больше внимания осуждению США, капитализма и темам, близким The New York Times, The Guardian и гуманитарным профессорам западных университетов, что вызывало раздражение у многих. Это станет вызовом для его преемника.
Папа был жёстким администратором, серьёзно изменил римскую курию и везде ставил лояльных людей, что, в общем-то, нормально. Однако он не сумел продвинуть глобальную миссию церкви в полной мере. Будучи не европейцем, он не понимал Европу и Запад, его заигрывание с Путиным и подход к диктатурам третьего мира резко контрастировали с позицией Иоанна Павла II и Бенедикта XVI. Он оставляет после себя дезориентированную церковь. Его главным наследием стали попытки смягчить церковное учение в отношении ЛГБТ, а также к людям, вступившим во второй брак без аннулирования первого церковью. Он многое пытался сделать, но всегда оставался где-то между, не делая решительных шагов, и везде оставалась неопределённость».
По мнению Эггерта, папа Франциск так и не сумел чётко определить доктринальный курс, а ключевые вопросы понтификата сопровождались попытками угодить всем сразу:
«Сексуальные скандалы в церкви частично были раздуты светскими СМИ, не любящими католическую церковь. Несмотря на извинения, действия Франциска в этом вопросе были далеки от безупречности. С одной стороны, был отстранён и отправлен в отставку кардинал Маккэррик, с другой — отец Марко Рупник, обвинявшийся в домогательствах к женщинам, многократно защищался папой и легко отделался. Весь понтификат был попыткой усидеть на двух стульях. В момент его избрания на площади Святого Петра царило ликование, но теперь есть уверенность, что следующий папа не будет иезуитом. Иезуиты — очень левый орден, и этот понтификат показал, что им лучше не занимать такую позицию. Следующий папа, скорее всего, будет эффективным администратором, чётко выражающим свои мысли и способным наладить диалог с либералами и консерваторами внутри церкви.
Главный вызов — не мнение верующих в условной Венеции, а интеграция взглядов католиков из быстрорастущих регионов — Африки и Азии, где верующие часто очень консервативны. Африканские и азиатские кардиналы уже играют ключевую роль. В этих регионах приходы растут, не хватает священников, в то время как, например, во Флоренции они не нужны. Это колоссальный вызов. С позиций Пакистана, Индии или Африки важно сохранять традиционные взгляды на брак, семью, гомосексуальность, деньги, отношения с властями. А с точки зрения Европы, например Граца, всё выглядит иначе.
Ещё один важный запрос — на папу, который будет понимать историю Европы. Франциск, как южноамериканец, не знал и не понимал европейский опыт, для него две мировые войны и коммунизм были чем-то далёким. Это особенно проявилось в его отношении к путинской агрессии против Украины: он совершенно не понял, за что сражается Украина, и даже не попытался рассматривать ситуацию в рамках католической концепции справедливой войны. Он избегал однозначных оценок и пытался сделать Кремль приемлемым партнёром. Он говорил о войне как о конфликте двух государств с равной ответственностью, что исключало эффективность папской дипломатии».
Оценивая перспективы следующего понтификата, Эггерт подчеркнул, что прогнозы здесь бессмысленны, но очевидны растущие противоречия внутри церкви — идущие по линии культурного и географического разлома:
«Кто станет следующим папой, неизвестно. Существует римская поговорка: „Тот, кто входит в конклав папабиле, выходит простым кардиналом“. Лишь избрание Бенедикта XVI было относительно предсказуемым, благодаря его авторитету философа и работе с предыдущим папой. Сейчас таких фигур нет, хотя называют госсекретаря Ватикана Пьетро Паролина. Вероятно, борьба развернётся между кардиналами, поддерживающими либеральную линию Франциска, и представителями стран третьего мира, настаивающими на доктринальной ясности и более жёстком администрировании. Прогнозировать конкретные кандидатуры бессмысленно. Как отмечал Джордж Вейгел, для кардиналов это их момент демократии — у каждого один голос. Хотя Франциск старался обеспечить избрание схожего по взглядам папы, назначая своих сторонников кардиналами, история показывает, что преемник может кардинально изменить курс. Сюрпризы возможны. Это может быть первый конклав, на котором выберут папу-африканца или папу-азиата».
По словам Эггерта, в католической церкви не принято игнорировать глобальные процессы. И хотя Франциск пытался говорить от лица всего мира, его перспективы часто были ограничены региональным опытом:
«В рамках католической церкви никто не делает вид, что что-то не существует. В последние годы наблюдается снижение влияния Запада и рост влияния Азии и Африки, где церковь растёт, а вызовы связаны с экономической справедливостью, диктатурами, воспитанием граждан. Это проблемы, не характерные для Европы, США и Австралии. Папа Франциск был слишком укоренён в южноамериканском опыте и плохо понимал остальные регионы. Будущий папа, по мнению комментатора, должен будет слушать католиков и епископов из этих регионов. Франциск часто исходил в своих инициативах из южноамериканского опыта, который неприменим, например, к Индии».
Религиовед, кандидат культурологии Константин Михайлов в беседе с The Insider выделил три ключевых вектора понтификата Франциска, акцентируя внимание на структурных и символических сдвигах, происходивших внутри Католической церкви:
«Подводя итог понтификата Франциска, можно выделить три важнейших процесса. Во-первых, радикальное обновление курии за счёт привлечения в неё и вообще в верхи Католической церкви людей из-за пределов Европы — из Африки, Латинской Америки, Азии. Когда папа Франциск пришёл к власти, в Католической церкви было только 11 кардиналов из Азии и Океании, а сейчас их почти три десятка. Африканцев было 11, а стало 18. С другой стороны, число итальянцев, которые традиционно были самой большой группой в верхах Церкви, сократилось с 28-ми до 17 человек».
Михайлов обращает внимание на перераспределение власти внутри церковной иерархии. Он подчёркивает, что речь идёт не просто об изменении фокуса, а о глубокой структурной перестройке:
«Идёт процесс переформатирования всей системы управления церковью, и он тесно переплетён со вторым процессом, который был важен для покойного папы — речь о переносе фокуса внимания с Европы на Глобальный Юг. Дело тут не в том, что сам папа Франциск был родом из Аргентины, а в том, что бо́льшая часть прихожан Католической церкви живёт за пределами Европы, особенно в Латинской Америке и Африке. Население этих регионов продолжает расти, в отличие от населения Европы, а значит, в ближайшем будущем значение Глобального Юга в жизни Католической церкви только вырастет. Франциск был первым папой, кто по-настоящему отреагировал на этот новый вызов, понял, что Церковь должна перестать быть внутренним европейским делом и превратиться во что-то глобальное. Это невозможно без радикального изменения системы управления».
В отличие от Эггерта, критически оценившего нерешительность Франциска в морально-доктринальных вопросах, Михайлов делает акцент на сбалансированном и осторожном характере реформ:
«В-третьих, при Франциске произошла умеренная либерализация Католической церкви. Изменения нельзя назвать радикальными, и сам папа не был сторонником ультрамодернистских реформ, но некоторое смягчение риторики произошло. При Франциске Церковь пыталась идти в ногу со временем и научиться разговаривать на языке, который не будет оскорбителен для слуха жителей развитых стран».
Что касается будущего, Михайлов подчёркивает: в отличие от светской политики, в церковной контексте прогнозы — дело крайне ненадёжное. Его акценты смещены с персоналий на механику выборов:
«Что касается выборов нового папы, называется десяток разных кандидатов, но в церковной политике, в отличие от светской, назвать объективно вероятных кандидатов довольно сложно. В последние десятилетия все эти списки оказывались неверными, и аналитики не угадывали того человека, который оказывался в конечном счёте на престоле Святого Петра.
По-настоящему серьёзно говорить о списке папабилей можно будет тогда, когда соберётся конклав. Заметная часть дискуссий о том, кто будет следующим понтификом, проходит до конклава, куда участники являются уже с определённым списком кандидатов. В ближайшие несколько недель мы будем наблюдать за тем, как ведутся неформальные переговоры на этот счёт. Решение зависит от большого количества факторов: возраста, аппаратного веса и даже географического положения. Это процесс, заполненный и случайностями, и хитроумными соглашениями».
Эксперт по Ватикану Сакен Аймурзаев считает, что понтификат Франциска повлиял не только на идеологический курс Католической церкви, но и на структуру избирательного корпуса, что позволит закрепить этот курс на годы вперёд:
«Он поменял всю коллегию кардиналов практически. Для выбора нового Понтифика по ватиканскому закону должно быть 2/3 голосов плюс один голос из 135 кардиналов, которые имеют право голоса на день смерти Папы. Вот сейчас эти 2/3 и даже больше — назначены Франциском за 12 лет папства. Он назначил очень много выборщиков из совершенно неожиданных стран, нарушал традицию, когда кардинальство давалось традиционно главам больших исторически важных епархий. Например, нет кардинала в Париже, в Милане, в Лос-Анджелесе. Зато есть, например, в Улан-Баторе. Также Франциск омолодил конгрегацию. Ушедший Папа назначал молодых прелатов - например, он назначил украинца из Австралии, Микола Бычка, которому которому всего 45 лет. То есть этот человек до 80 лет будет выбирать римского папу. Средний возраст кардинлов-выборщиков не дотягивает до 70 лет. Раньше они были старше. Так что Франциск на много лет вперёд определил корпус выборщиков, в каком-то смысле он поступил хитро. Преемникам понадобятся годы, чтобы ввести в коллегию кардиналов новых людей. Так что Франциск заложил свой курс намного лет вперёд».
Говоря о возможном преемнике, Аймурзаев отмечает: несмотря на глобализацию церкви, возможен откат к «старым проверенным» фигурам — особенно на фоне общего политического напряжения:
«Так как ситуация в мире очень обострилось (войны, конфликты) на мой взгляд кардиналы будут искать компромиссную фигуру, объединяющую в себе и пастырские и политические таланты. Возможно, будущим Папой станет итальянец. Итальянцев на престоле Петра не было с 1978 года. Какого-то нестандартного решения, что будет какой-то слишком молодой или чёрный Папа — это маловероятно».
Он обращает внимание на попытки политического влияния на процесс избрания нового папы со стороны американских консерваторов:
«В процесс пытаются вмешаться американские консерваторы и их главный выразитель католик вице-президент Джей Ди Вэнс. Думаю, команда Трампа очень бы хотела американского Папу, в рамках МАГА идеологии и риторики американского успеха. Но тут есть проблема, потому что из 10 американских кардиналов-выборщиков 7 - ставленники Франциска и это люди открыто оппонирующие ультраконсервативным взглядам. Возможно, Трамп и хотел бы надавить, продвинуть американца в Папы, но любимые американским президентом сделки в Ватикане не заключаются.К тому же выбрать американца на Святой Престол очень сложно, потому что существенная часть коллегии кардиналов представители Глобального юга — трудно представить, что они голосуют за американца».
Касаясь часто обсуждаемой темы консервативности африканских и азиатских католических общин, Аймурзаев уточняет, что она гораздо сложнее, чем кажется:
«Совсем радикальных традиционалистов в коллегии кардиналов осталось немного. Мне кажется, любой кардинал, избранный Папой, в той или иной мере всё равно будет продолжателем дела Папы Франциска. То есть такого резкого поворота, как в сериале Молодой Папа, помните Пий XIII, которого сыграл Джуд Лоу, такое представить себе невозможно. Есть, например, американский кардинал Раймонд Бёрк, со сложным характером и жесткими взглядами традиционалиста. Но он непопулярен, особенно после того, как несколько раз вступал в публичные споры и даже с Франциском. Когда кардинал начинает открыто обижать Папу, ставить под сомнение авторитет преемника Петра — всё, шансы на избрание уменьшаются. Если мы посмотрим на представителей церкви из Африки и Азии - да, многие из них придерживаются консервативного курса. Иначе и быть не может. Например, многие африканские общины по сути результат миссионерской работы католиков. Церковь там всего несколько поколений назад начала утверждаться и укрепляться. В связи с этим есть много моральных дилемм и трудностей. Многоженство, разные особенности поведения и традиции - поэтому голос церкви там особенно громкий в вопросах морали и нравственности. Хотя и в Африке есть голоса за, например, отмену безбрачия для священников».
Говоря о возможных изменениях в вопросе женского и семейного священства, он подчёркивает, что любые подвижки будут крайне осторожными:
«Я думаю, что программа-максимум для преемников Франциска — это разрешение дьяконского служения женщинам. Священниками женщины не будут, целибат не отменят, то есть не будет женатого священства. Со временем безбрачие может стать добровольным, но это вряд ли вопрос следующего понтификата».
Отдельное внимание Аймурзаев уделяет внутреннему конфликту Франциска с иезуитским орденом, из которого он вышел:
«Папа Франциск- первый в истории папа-иезуит. Что вообще-то необычно. В этом ордене принято избегать карьеры, монахи дают негласное обещание не стремиться к занятию высоких должностей, орден не особо охотно «отпускает» братьев на служения епископа или кардинала. В начале 90-х, когда Франциска избрали на должность епископа-помощника в епархию Буэнос-Айреса, его тоже не хотели отпускать. Орден был против. Но тогда Ватикан настоял и Хорхе Бергольо начал служить церкви в высоком сане. Формально с тех пор он не был иезуитом, но, конечно, он сохранил дух ордена, миссионерский подход, любовь к собратьям. Например, в каждый свой зарубежный визит Франциск обязательно встречался с местными иезуитами, неформально, просто говорил с ними, отвечал на вопросы, молился. У него абсолютно миссионерский взгляд был на церковь, что является чистым продолжением духовности святого Игнатия Лойлолы, основателя ордена иезуитов, который отправлял братьев в такие далекие путешествия и миссии - в Японию, Индию, Латинскую Америку. Несмотря на все плюсы папы-иезуита, я думаю, что после Франциска член ордена не скоро станет вновь Понтификом, хотя на будущем конклаве будет четыре кардинала-иезуита. Иезуитская спонтанность, нестандартность сознания Франциска часто была причиной стресса для многих прелатов церкви, закоренелых клерикалов. Открытое пренебрежение формальностями, бытовая скромность, простота и максимальное упрощение церемониальной части служения - всё это провоцировало аппаратчиков от церкви, которые любят красивые церемонии, тишину, покой и секреты. Франциск был совсем другим».