История
The Insider открывает серию исторических очерков о Северной Корее. Профессор Университета Кунмин в Сеуле Андрей Ланьков рассказывает об экономической модели, по которой жила КНДР в XX веке, и о причинах голода, который привел к огромным человеческим жертвам.
История современной Северной Кореи началась с катастрофы — с великого голода, или, если пользоваться официальными северокорейскими выражениями, с «Трудного похода» 1996–1999 гг. Голод до неузнаваемости изменил страну, которая до этого являлась по-своему замечательным образцом национального сталинизма, своего рода «дальневосточной Албанией» (впрочем, Албанию времен Энвера Ходжи тоже можно назвать европейской Северной Кореей — обе страны были на удивление похожи друг на друга).
Хотя северокорейское сельское хозяйство в свое время было построено по советским образцам, даже былые архитекторы сталинской коллективизации — Каганович, Молотов и Хрущев — в свое время весьма неодобрительно отзывались о северокорейском варианте колхозов (они официально именовались в КНДР «сельскохозяйственными кооперативами»). Проводимая Ким Ир Сеном сельскохозяйственная практика казалась в середине 1950-х годов излишне радикальной даже этим людям, которые, как хорошо известно, не отличались мягкостью в вопросах отношения к крестьянству — и они тогда в недвусмысленных выражениях советовали Ким Ир Сену пересмотреть эту политику.
Уровень государственного контроля в КНДР был выше, чем в сталинском СССР
Главное отличие северокорейской сельскохозяйственной политики от советского прототипа заключалось в том, что уровень государственного контроля в КНДР был выше, чем в сталинском СССР, и приближался к тому уровню, который наблюдался в Китае во времена «большого скачка» и «народных коммун». Например, максимальный размер приусадебного участка в КНДР был ограничен 100 кв. м. При этом даже такой участок местная администрации могла и не выдать, ведь 100 кв. м — это максимальный, а не обязательный его размер.
С другой стороны, руководство КНДР довольно активно занималось переводом сельского хозяйства на индустриальную основу. Так, например, к 1980-м годам северокорейское сельское хозяйство потребляло рекордное количество минеральных удобрений. Ставка на химические удобрения была сделана для того, чтобы обеспечить максимальный урожай на не слишком обширных северокорейских полях.
По инициативе Ким Ир Сена были построены многочисленные ирригационные системы. Для понимания дальнейших событий важно, что эти системы приводились в действие электрическими насосными станциями. В те времена Северная Корея не испытывала никаких проблем с электроэнергией: гидроэлектростанции, построенные еще в колониальный период японскими компаниями, продолжали исправно функционировать — правда, во многом благодаря бесплатным поставкам запчастей и комплектующих из Советского Союза.
Кроме этого, Ким Ир Сен активно претворял в жизнь планы по созданию террасных полей на склонах безлесных северокорейских гор. Подобные поля действительно очень распространены в южном Китае, и, на первый взгляд, в горных регионах позволяют существенно увеличить площадь обрабатываемых земель. В Северной Корее, однако, эти поля никогда раньше не пользовались популярностью — и, как показали дальнейшие события, не в силу крестьянского консерватизма, а по вполне серьезным экологическим и географическим причинам.
В целом северокорейская экономика при Ким Ир Сене чрезвычайно зависела от внешней — в первую очередь, советской — помощи. Однако официальная пропаганда никогда не признавала этого факта. В отличие от большинства других социалистических стран, в Северной Корее официально не полагалось считать Москву «старшим братом»: скорее, наоборот — ее считали заблудшей овцой, рассадником ревизионизма и великодержавного шовинизма, от которого было лучше держаться на некотором удалении. Поэтому в печати о советской помощи упоминать просто не полагалось — более того, часто предприятия, построенные советскими специалистами и по советским проектам, объявлялись воплощением «политики опоры на собственные силы». Тем не менее, идеологические споры с Москвой и систематическое замалчивание советской помощи вполне сочеталось с тем, что именно эта помощь держала северокорейскую экономику на плаву.
О советской помощи упоминать не полагалось — часто предприятия, построенные советскими специалистами, объявлялись воплощением «политики опоры на собственные силы»
С распадом Советского Союза Россия и иные постсоветские страны перестали оказывать Северной Корее экономическую помощь, и, главное, полностью потеряли интерес к тем товарам, которые могла производить северокорейская промышленность. Быстро обнаружилось, что эти товары — в силу их низкого качества — не хотят покупать не только в странах СНГ и Восточной Европы, но и вообще где бы то ни было в мире. С другой стороны, былые партнеры в странах социалистического лагеря не собирались больше продавать Северной Корее комплектующие, сырье и иные товары за былые символические цены. Бывшие партнеры по соцлагерю после 1990 года стали требовать оплату по мировым ценам в полновесной твердой валюте, которой у КНДР просто не было.
Результатом стал экономический кризис. Поскольку вся экономическая статистика в КНДР засекречена еще с начала 1960-х годов, масштабы этого кризиса достоверно оценить невозможно. По существующим оценкам, уровень промышленного производства за период с 1990 по 2000 годы упал примерно в два раза. На практике это означало, что производство химических удобрений, от которых в то время очень сильно зависело сельское хозяйство, практически прекратилось. Резко снизилось и производство электроэнергии, так как электростанции потеряли доступ к комплектующим. В результате стали останавливаться ирригационные системы. Наконец, ливневые дожди 1995–1996 гг. привели к тому, что террасные поля, на строительстве которых так настаивал и которыми так гордился скончавшийся к тому времени Великий Вождь Ким Ир Сен, были просто смыты ливневыми потоками.
В результате к 1996 году производство зерновых в Северной Корее упало до уровня 2,5–3 млн тонн в год. Это было существенно ниже того уровня в 5 млн тонн, который был необходим, чтобы отоварить карточки.
С 1957 года все зерновые — главный источник калорий в питании жителей КНДР — распределялись в Северной Корее исключительно по карточкам, а свободная торговля зерном считалась преступлением. Все население было разделено на девять категорий, но для большинства работающих стандартная норма составляла 700 граммов зерновых в день. После 1994–96 гг. карточки на зерновые продолжали формально выдаваться, но для подавляющего большинства населения отоваривать их было невозможно.
Голод начался зимой 1996 года и продолжался до 1999 года. Он привел к огромным человеческим жертвам.
Данные переписей населения позволяют примерно оценить число погибших в 500–600 тыс. человек
Часто встречающаяся в печати цифра «2–3 млн погибших» практически наверняка является преувеличением. С другой стороны, преуменьшением является и цифра «250 тыс. погибших», несколько раз озвученная (в неофициальном порядке) северокорейской стороной во время переговоров с зарубежными гуманитарными организациями. Оценки, произведенные на основании данных переписи (данные переписей населения в КНДР почему-то не считались секретными и всегда публиковались там в достаточно полном объеме) позволяют примерно оценить число погибших в 500–600 тыс. человек.
Иначе говоря, в годы голода погибло около 2% населения страны. Оставшиеся 98% выжили, но удалось им это только благодаря тотальной перестройке экономики. Эта перестройка напоминала то, что произошло после падения социализма в СССР, равно как и то, что в плановом порядке случилось в Китае. Однако в Северной Корее радикальные перемены и фактический переход к рыночной экономике не сопровождались политическими изменениями и в целом происходили стихийно, а не по инициативе властей.
Продолжение следует