«Угрожая убить, заставлял готовить, убирать и выполнять сексуальные прихоти». Исповедь украинки, побывавшей в рабстве у российских военных

«Люди начали пропадать с самого начала»

Через неделю после начала полномасштабного вторжения наш город оккупировали. Сначала они вошли в Херсонскую область через Чонгар, несколько часов спустя были у нас. У кого-то бои были, Мариуполь вообще с лица земли стирали. У нас было тихо. Может, потому что Запорожская АЭС в 15 километрах — надо быть вообще сумасшедшим, чтобы устраивать тяжелые бои.

Ввели паспортный контроль, комендантский час, начали людей отлавливать на улице, а потом по домам ходить. Это называется — они порядок наводили таким образом, освобождали нас.

Люди начали пропадать сразу же, потому что первым делом им нужно было закрепиться. Нужны были окопы, фортификационные сооружения. А кто их должен строить? Не они же сами, если вокруг есть люди, которые могут это сделать бесплатно.

Отлавливали всех, тех, кто на АЭС работал, тоже — ее же нужно обслуживать. У них были списки сотрудников АЭС. Может, кто-то остался добровольно, а тех, кто прятался и не хотел [на них работать], бросали в яму, пытали током. Кто-то не выдерживал, соглашался сотрудничать. Других заставляли копать фортификационные сооружения. Cреди моих знакомых кто-то не вернулся вообще, а кто-то, я знаю, сейчас где-то в Мордовии, в СИЗО, этапировали аж туда.

У нас не было связи. Украинских операторов там не было, а с подконтрольной Украине территории вышки не добивали. Новости нам было неоткуда узнавать, но местные жители общались между собой. Люди рассказывают: тут забрали, там забрали, этот из дома вышел на пять минут — загребли сразу. По какой причине? Никто ничего не объясняет.

Некоторые пытались уехать. У кого-то получилось, других не выпускали. Я даже не пробовала, боялась, потому что очень многие, кто выезжали, до подконтрольной Украине территории не доезжали, пропадали прямо на этом пункте пропуска. Я понимала, что, если я по дороге исчезну, никто даже не будет знать. А если они придут за мной сюда, то хотя бы соседи увидят и смогут сказать моим родным.

«Душили пакетами, пытали электричеством, имитировали расстрел»

Ко мне пришли 6 октября 2022 года. У меня муж военный, служит в ВСУ, он тогда находился на службе. Я сама всю жизнь проработала в районной государственной администрации <до войны Олена была сотрудником Центра предоставления административных услуг — The Insider>. Поэтому меня посчитали неблагонадежной.

Никаких постановлений и обвинений у них не было. Я нигде не ходила, нигде не участвовала, ничего не лайкала. Но это ничего не гарантирует в оккупации, ты можешь ничего не делать, и тебя все равно расстреляют. Пришли ко мне представитель ФСБ, он представился — Заневский Ян Вячеславович, и днр-овцы.

Заневский говорит: «Ты всех на ту сторону сдаешь, нужно у тебя провести обыск, и в отработку тебя». Потом был обыск, но они не искали, а просто смотрели, что можно забрать. Естественно, впоследствии всё вынесли. Вывезли на моем же транспорте, было две машины, одна мужа, вторая моя. Дом был пустым потом.

Меня отвезли в ближайшее отделение полиции на той же улице. Завели в кабинет, привязали к стулу и начали пытать. Били по голове двухлитровой бутылкой, душили пакетами целлофановыми, проводами. Электричество это свое приносили, имитировали расстрел, в общем, всë по классике жанра, всë, что у них есть в арсенале. Разбили голову, у меня была закрытая черепно-мозговая травма, выбили два диска в шейном отделе позвоночника. Они хотели, чтобы я оклеветала себя или кого-то. Я даже не знаю, кого мне нужно было выбирать.

Они ничего толком не пытались узнать. У них главная цель, чтобы я призналась в том, чего не делала, — например, корректировала огонь, или была руководителем какой-то группы лиц, которые осуществляли подрывную деятельность летом, или занималась какой-то другой деятельностью, или участвовала в этой группе.

Пытки продолжались два дня. Потом я провела четыре месяца в СИЗО, спала на холодном полу с крысами. Просто сидела безо всяких обвинений. Ничего не говорили. В СИЗО охранник дал книгу почитать. Почитай, говорит, тебе пригодится — «Нюрнбергский процесс». Наверное, они считают нас нацистами. Но там написано про них. Я ее прочитала, кстати. И именно с того момента поверила, что преступники будут наказаны.

В СИЗО у тебя цель — прожить один день. Нет планов: вот когда я выйду на волю... Утро началось — дожить до вечера. Дожил? Не факт, что доживешь до утра. Утро, проснулся...

Сначала я была в камере одна. Где-то через неделю меня перевели в камеру с тремя нарами, а в ней было и 10, и 15 человек. Мы почти все спали на полу. Было холодно, это же ноябрь, декабрь. Мороз был –20°C в декабре. Никаких лекарств, голова разбитая, всë болит, давление повышается. Ты не знаешь, может, сегодня тебя расстреляют.

Подъем где-то в шесть утра. Но нас не выводили, мы всë время в камере находились. Кормили один раз в день какой-то гадостью, кашей пшеничной запаренной, воды не было ни технической, ни питьевой, они давали по времени иногда чуть-чуть, но очень мало. Очень любили заставлять нас по ночам петь гимн России, иногда по два-три часа подряд. Петь нужно было стоя, а в это время камеры открываются по очереди и всех дубинками избивают.

В моей камере были жители ближайших населенных пунктов, политических преступников там не было, просто обыкновенные люди. Кто-то в комендантский час на пять минут раньше или позже вышел, на кого-то кто-то показал. Собрали нас просто для того, чтобы потом отправлять в трудовые лагеря. Угрожали, что мы же еще не в России, это еще оккупированная территория, вот как попадем туда, на Колыму, оттуда уже никогда не вернемся.

Число заключенных в камере менялось от 10 до 15. Людей забирали, мы не знали куда, может, куда-то по этапу дальше отправляли. Тюрьма же не резиновая — для того чтобы посадить новых, нужно этих убрать.

«Заставляли рыть окопы и разминировать поля»

Из СИЗО меня отправили в трудовой лагерь 18 января 2023 года. Перед этим они снимают видео, что человека будто бы отпускают, — чтобы родственники не искали и чтобы снять с себя ответственность. Таких видео очень много в интернете, я пособирала, когда вышла на волю, о себе, обо всех, кто у нас был в лагере.

В видео они на блокпосту Васильевки зачитывают приговор, что решением главы Запорожской области Евгения Балицкого вы выдворяетесь за пределы Запорожской области, в Россию вы больше не вернетесь. Типа отдают документы, и человек идет. Журналист РИА «Новости» Ростислав Журавлëв, который был там 18 января, это в видео комментировал: «Вот видите, мы отпускаем их на территорию Украины, а как их там встретят, мы не знаем». Получается, они показывают, что людей выпустили, а люди не дошли. И родные думают: значит, где-то убили по дороге. А нас — в багажник и везут в трудовые лагеря.

Меня и еще двоих мужчин передали командиру российского военного подразделения в Краснодарском крае. Он нам дал лопаты и сказал, что пришло время поработать на благо Российской Федерации, вот так и сказал прямым текстом, что мы рабы. Спали мы все в заброшенном сарае на полу, вповалку, мужчины и женщины. Охрана у нас была военная, с автоматами.

В пять часов подъем. В полшестого заезжает охрана. Привозят на место, говорят, что делать, — к примеру, за час выкопать столько-то метров окопа. Будешь делать меньше, расстреляют.

И так целый день — могло быть до восьми часов вечера, до девяти, как-то, помню, было до двух часов ночи, один раз было аж до шести утра. Зависело от того, какой объем работы им нужно сделать.

Копали новые окопы, ремонтировали старые, строили блиндажи. У них блиндажи там многокомнатные, целые подземные города, построенные нашими руками. Поля разминировали. Тебе дают щуп металлический, надо идти щупать и доставать.

Одежды нам никакой не давали, хотя была зима. Да у них и нечего было нам дать, разве что свои шинели старые. Кормили макаронами, залитыми кипятком.

Работа была тяжелая, здоровые мужчины срывали себе позвонки, потому что земля же мерзлая. Они не то что копать, дышать не могли. Кто-то там был уже полгода — они говорили: еще неделя такой работы, и я попрошу, чтобы меня застрелили.

«Говорил: Если не будешь слушаться, я тебя расстреляю. А будешь вести хорошо — колбасы дам»

Если ты находишься в трудовом рабстве, сексуальное рабство — неотъемлемая часть. Ты не можешь человеку с автоматом сказать: «Я не хочу» или «Я не буду». Это просто обыкновенное изнасилование.

То есть надо готовить, убирать, стирать в тех домах, которые они себе захватили. Они тебя оставляют у себя, и ты должна выполнять и сексуальные прихоти. Так было и со мной. Офицер говорит: «А теперь ты останешься». Я спросила: «Зачем?» — «Будешь жить здесь со мной».

Он говорил: «Если не будешь слушаться, я тебя расстреляю. А будешь вести хорошо себя, я тебе колбасы дам». Как будто я никогда не ела колбасу. Получается, пришел кто-то забрать твою землю, твой дом, еще и претендует на то, чтобы жизнь твою забрать. Но если что, может тебе дать колбасы.

Был еще один, с ним я не жила. Он хотел, чтобы я осталась, но у меня началась истерика, я упрашивала, чтобы привозили и увозили, потому что мне надо к своим, туда, на полу спать.

Тяжелее всего было в начале. Принять, что это не один раз, что это будет продолжаться. Что ты в рабстве. Женщин там мало было, больше мужчин. И никто не рассказывал [о насилии]. Там и так настолько тяжело, что никто ни о чем не хочет говорить. Уже потом, когда я уже вышла, узнала, что и по отношению к мужчинам было сексуальное насилие.

Освобождение

Они не думали о последствиях, не могли представить, что мы окажемся на воле и живыми. Были уверены, что у нас дорога в один конец. Но после того, как один из пленных дозвонился родственникам, а те начали звонить в Москву, ситуация получила огласку. И им пришлось отпустить нас. Якобы. А там уже, знаете, по дороге люди тоже могут исчезнуть. Но нужно было отпустить.

14 марта 2023 года приехали люди, сказали, что они представители уголовного розыска МВД России. Погрузили нас в машину и увезли в Мелитополь на военную базу.

Там нас два дня допрашивали: что мы делали в этом лагере, какой командир давал какой приказ. И через два дня, 16 марта 2023 года, привезли на автовокзал Мелитополя, обыкновенный городской автовокзал. Посадили каждого на свою маршрутку, там же с разных направлений люди, с целой области, с разных концов. Предупредили нас, чтобы мы никому не говорили, ни жителям, ни даже полиции, где мы были и что мы делали.

Я нашла телефон, чтобы связаться с родными, сказать, что я жива, что мне нужны деньги, чтобы найти перевозчика, выехать. Я уезжала через Новоазовский район Донецкой области, потом через всю Россию, Эстонию, Латвию, Литву, Польшу уехала в Украину. Выехала я 21 апреля, а в Украину въехала 28 апреля.

Поиск виновных

Я сама пошла в полицию писать заявление, давала показания. Назвала фамилию имя фсб-шника — Ян Николаевич Заневский, а они уже искали его месяца три. Было досудебное расследование, потом дело передали в суд, который шел полтора года.

Сейчас суд уже закончился. Он был заочным, Заневский же на территории России. На территории Украины он заочно осужден, ему дали 12 лет по статье 438.

На видео [где имитировали, что якобы отпускают пленных, перед тем как отвезти их в трудовой лагерь] есть еще «Бэтмен» [позывной] — это торговец людьми, он все время был в балаклаве. Но мы его нашли, я полгода по всему интернету искала. На канале «Суспильне» провели свое расследование прошлым летом, я им помогла, мы его идентифицировали и теперь знаем, кто он и откуда. На YouTube есть фильм, называется «Позывной Бэтмен. Тайна Васильевского блокпоста».

Это значимая фигура, звено, которое поставляет людей из СИЗО в лагеря. Он приглашает журналистов, у него свой канал, он там это всë выкладывает, а остальное — на РИА «Новости». В общем, такой вот несостоявшийся, видимо, режиссер.

Победа Украины для меня — это трибунал, чтобы эти преступники были наказаны. В Международном криминальном суде в Гааге они уже начали собирать свидетельства преступлений российской армии.

Эти люди лишили меня всего, полностью. Мне приходится подрабатывать, делать то, что я могу по состоянию здоровья. Разбитая голова, черепно-мозговая травма и перебитые шейные позвонки — я уже не могу выполнять даже ту работу, которую делала раньше, я физически ограничена. Мне только на лекарства надо работать. С лекарствами государство не помогает. Лечусь тоже за свои деньги. Комиссия подтвердила факт плена, и я получила компенсацию, это небольшие деньги, но хотя бы это.