Темы расследованийFakespertsПодписаться на еженедельную Email-рассылку
Политика

Москва не за нами. Война с Украиной поставила под угрозу территориальное единство России

Мобилизуя силы для войны в Украине, Кремль сделал ставку на формирование подразделений в бедных российских регионах, в том числе в национальных республиках, и это дало неожиданный результат. Батальоны, сформированные по этническому или земляческому принципу, не горят желанием воевать за Москву, и чем хуже становится положение дел на фронте, тем сильнее растут антивоенные настроения и среди самих солдат, и в их родных регионах. Учитывая, что за войной последовал экономический кризис, социальное напряжение становится по-настоящему взрывоопасным, вот только если раньше регионы чувствовали себя бессильными, то теперь у них есть свои маленькие армии.

Нацбаты по-российски

Набор добровольцев на войну в Украине идет по всей стране по разным каналам в рамках скоординированной кампании скрытой мобилизации. Людей приглашают вступить в частные военные компании (в том числе прямо в исправительных колониях), а также в различные подразделения «ДНР» и «ЛНР» и, собственно, в официальные силовые структуры: части и соединения Вооруженных сил, Росгвардии и подведомственного Минобороны Боевого армейского резерва страны (БАРС).

Особняком стоит еще один механизм привлечения живой силы — создание именных добровольческих батальонов в субъектах Российской Федерации. Российская пропаганда прочно привязала выражения «национальный» или «националистический батальон» (нацбат) и «добровольческий батальон» (добробат) к украинским военизированным отрядам, возникшим в начальный период войны на Донбассе с пророссийскими сепаратистами. К ним, в частности, относились батальоны «Азов», «Донбасс», «Айдар», «Днепр» и другие, созданные по территориальному признаку и укомплектованные помимо прочего участниками праворадикальных политических движений и футбольными ультрас. Нацбатами их называли из-за широкого распространения националистических, а в отдельных случаях и неофашистских взглядов среди личного состава и командования батальонов. Как бы то ни было, никаких нацбатов в Украине уже давно нет. Пресловутый батальон «Азов» и остальные батальоны добровольцев преобразовали в обычные воинские части и интегрировали в украинские силовые структуры — ВСУ и Нацгвардию — либо просто распустили. Зато теперь нацбаты, как грибы после дождя, появляются в российских регионах.

В России нацбат, или национальный батальон, имеет несколько иное значение: это военное соединение, сформированное из добровольцев в какой-либо национальной автономии на принципах этнической однородности или общего происхождения. Добровольческие батальоны формируются и в «русских» субъектах, то есть обычных областях и краях, но и там в качестве идеологической основы используется землячество и обращение к общей региональной идентичности. Предполагается, что в каждом из 85 субъектов появится один, а то и несколько батальонов. По подсчетам The Insider, как минимум в 44 российских регионах, в том числе в 12 национальных субъектах, уже созданы такие подразделения или же объявлено о наборе добровольцев в них. Всего известно о 73 местных батальонах, в том числе 23 — в национальных субъектах.

Региональные батальоны в России

Во всех батальонах субъектов Российской Федерации применяются «именные» названия и четкая территориальная привязка на этнической или земляческой основе.

Например, задачи батальона «Тигр», который набирают в Приморском крае, местный губернатор Олег Кожемяко описал как помощь землякам-военнослужащим, участвующим в войне. Батальон формируется при помощи офицеров 155-й отдельной гвардейской бригады морской пехоты (155 ОБрМП), дислоцированной во Владивостоке.

Крайне любопытен набор символических образов и исторических нарративов, которые используются при формировании региональных батальонов. Скажем, якутский батальон называется «Боотур» в честь мифического предка всех якутов. Батальон «Тоян» из Томской области получил название по имени князя эуштинских татар, живших в XVII веке по берегам реки Томь.

Один из батальонов, собираемых в Республике Мордовия, назвали в честь мордовского богатыря Сияжара. В соседней Марий Эл сразу три батальона носят имена защитников марийской земли: Идена, Полтыша и Акпатра. Причем Полтыш — это реальный исторический персонаж, марийский князь, защищавший родные края от русских войск царя Ивана Грозного.

В Башкортостане пошли другим путем и обратились к памяти Великой Отечественной и чеченской войн. Один из башкирских батальонов получил имя новоявленного героя ВОВ генерала Минигали Шаймуратова, а другой — участника второй чеченской войны Александра Доставалова.

В «русских» субъектах названия для батальонов в основном связаны с местной топонимикой и историей. В Кировской области историческое название региона Вятка для батальона модифицировали в «Vятка». В Хабаровском крае батальон «Барон Корф» отсылает к первому губернатору Приамурья барону Андрею Корфу. В Санкт-Петербурге батальоны носят знаковые для региона имена «Кронштадт», «Нева» и «Павловск».

В чувашском батальоне «Атӑл» (переводится как «Волга») одно из требований к кандидатам — знание чувашского языка.

Татарстанские отряды «Алга» (по-татарски «вперед») и «Тимер» (переводится как «железо») в местных СМИ называют не иначе как национальные батальоны.

Причем и в условно «русских» регионах звучат предложения о создании этнически однородных частей. Например, в Пермском крае помимо батальонов «Парма» и «Молот», куда берут всех местных жителей, собираются создать батальон из этнических узбеков (!) под названием «Амир Тимур». Инициативу выдвинула организация «Общество Центральной Азии узбеков Пермского края», но поддержки она пока получила. Более того, правительство Узбекистана пообещало привлечь всех своих граждан, которые отправятся воевать в Украину, к уголовной ответственности за наемничество.

Отдельные региональные батальоны изначально создаются с видовой спецификой, отличной от обычных мотострелковых частей. В Курской области батальон «Сейм» (название местной реки) заявляется как вспомогательная часть материально-технического обеспечения. Танковые батальоны создаются в Пермском крае («Молот») и Нижегородской области (батальон имени Кузьмы Минина). В Ульяновской области набирают добровольцев в инженерно-саперный батальон «Свияга» и гаубично-артиллерийский батальон «Симбирск».

В некоторых регионах предпочитают не связываться с добровольцами. Например, Архангельская область взяла шефство над действующим мотострелковым батальоном 200-й отдельной мотострелковой бригады 14-го армейского корпуса Северного флота, укомплектованным преимущественно уроженцами области. Батальон получил почетное наименование «Архангельский».

А кое-где этнические однородные подразделения в виде рот и взводов возникают под эгидой отрядов БАРС. В частности, в таких отрядах воюют добровольцы из Тувы, и глава республики Владислав Ховалыг охотно делится с общественностью фантастическими подробностями их ратных подвигов. По его словам, почти все тувинцы представлены к госнаградам, а в перерывах между боевыми заданиями они развлекают сослуживцев тувинским горловым пением, читают стихи, играют на гитаре и баяне.

Отдельная история с чеченским добровольческим батальоном «Ахмат». Туда набирают буквально всех желающих, включая людей с судимостями, а иногда и насильно включают в его состав чеченцев, провинившихся перед главой Чечни Рамзаном Кадыровым. Боевые качества военнослужащих этого соединения находятся под вопросом, в отличие от выдающихся талантов в деле съемки видео для TikTok и пыток военнопленных.

При этом батальон «Ахмат» строится на принципах этнической сегрегации. В первой волне атаки обычно идут бойцы нечеченского происхождения, а этнические чеченцы составляют второй эшелон.

Одновременно Кадыров создал четыре полноценных национальных батальона не из добровольцев, а из кадровых сотрудников чеченских силовых структур общей численностью 1800 человек. Всего, как утверждает Кадыров, в Чечне подготовили 9000 бойцов для отправки в Украину, а еще 10 тысяч человек находятся в резерве.

В целом, судя по открытым данным, набор людей в российские нацбаты идет со скрипом. Штатная численность батальона от 400 до 600 человек, но в значительном числе регионов изначально ставят заниженную планку в 200–300 человек. Несмотря на гигантские (по меркам российских регионов) зарплаты на уровне 200 тысяч рублей в месяц и единовременные выплаты от местных бюджетов в 200–300 тысяч рублей, в зоне боевых действий пока присутствуют только казачьи формирования, тувинские, осетинские и чеченские добровольцы, а также несколько рот из других регионов.

В истории уже были примеры, когда формирование частей Вооруженных сил по принципу этнической однородности приводило к распаду государства. Так, например, польские легионы армии Австро-Венгерской империи после распада страны в 1918 году стали основой для армии созданной на ее обломках независимой Польши. Россия после февральской революции 1917 году пережила крайне неудачный опыт украинизации отдельных частей армии и флота.

Очевидно и сегодня нацбаты, финансируемые из местных бюджетов, комплектуемые уроженцами одного региона и подчеркивающие особым набором символов и ценностей свою национальную или региональную идентичность, сравнительно легко «переключить» с участия в войне ради «единства украинцев и русских» на несправедливое положение собственного этноса/субъекта в сверхцентрализованной Российской Федерации. А предпосылки для этого есть, в регионах активно развиваются местные антивоенные движения.

Антивоенные этнические движения

Владимир Путин любит упоминать не только о единстве русского и украинского народов, но и о единстве народов в составе России. Однако далеко не все представители этнонациональных (да и некоторых «русских») субъектов Российской Федерации поддерживают развязанную им войну и хотят принимать в ней участие.

Бурятия

Первой этнической антивоенной инициативой в России стал фонд «Свободная Бурятия». Организация оказывает юридическую поддержку контрактникам, не желающим воевать, и обличает этнический расизм и ксенофобию в России.

«С 2015 года за нами тянется шлейф «боевые буряты Путина», который сконструировал в том числе Кремль, — рассказывает руководительница фонда Александра Гармажапова. — И мы поняли, что нам надо выразить свою позицию, что мы не согласны с этой войной. Мы сняли несколько антивоенных видео, и с каждым разом нас становилось все больше — так и образовался фонд. Нам начали писать родственники контрактников-бурятов (а затем и не только бурятов) и сами контрактники с просьбой помочь разорвать контракт. Это было еще в марте. И нам срочно пришлось искать юристов. Было очевидно, что развернуться и сказать «ребята, мы просто хотели снять одно антивоенное видео, а дальше вы уж как-нибудь сами» было бы довольно безответственно. Поначалу мы думали, что их единицы, потом, что десятки. В итоге суммарно за консультациями к нам обратились уже более 500 человек». Недавно удалось вернуть 150 контрактников, которые отказались воевать, обратно в Бурятию».

Калмыкия

Вскоре после начала военных действий появилось антивоенное движение в Калмыкии, участники которого также начали с записи видео: выступили против войны, напомнили о преследовании калмыков в СССР и притеснении этнических меньшинств в современной России, а также призвали своих земляков не участвовать в военных действиях на территории Украины.

«То, как Кремль использует национальные меньшинства России — это манипуляция, — убежден Дорджи Манджиев, замруководителя партии «Яблоко» в республике Калмыкия и организатор антивоенного движения «Калмыки против войны». — На данный момент как минимум 12 человек из Калмыкии погибли на войне, но для трехсоттысячного населения Калмыкии это большая цифра. Умирать-то за что? За амбиции диктатора и этого режима? Ни одна жизнь россиянина не стоит этого. Наше движение было создано для того, чтобы мы вместе могли повлиять на ситуацию хотя бы нашего региона, чтобы калмыки не шли на эту убийственную войну и геноцид, чтобы они поняли, что Кремль довел нас до того, что люди готовы отдавать свои жизни и части тела за какие-то малочисленные крохи с барского стола. При средней зарплате $200 в месяц комиссариат зазывает и дает подъемные в 300 тысяч рублей для военных. Это сумасшествие, но людей довели до такого отчаяния, что они готовы отдать свои жизни и оставить свою семью».

Манджиев уверен, что антивоенное движение — это только отправная точка, с которой начнется дальнейшая борьба за федерализацию: «Эта война стала толчком для самосознания народов. То есть Кремль использует нас только тогда, когда надо. Получается, что когда война — «мы все братья», а в свободное время «вы чурки» и «сдаем квартиру только славянам». Кремль нас считает просто мясом, которое можно использовать на передовой. Украинцев тоже называли братьями. Но с братьями так не поступают. Я думаю, что в дальнейшем все это перерастет в самосознание национальных республик — будем требовать от Кремля реальной федерализации, не только на бумажке. Если этот вопрос не решится, то это может закончиться гражданской войной».

Тыва

Свое антивоенное движение появилось и в Тыве. Активисты не только рассказывают правду о войне, но и помогают солдатам вернуться из Украины домой. В июне девять солдат из тувинской бригады, которые находились в командировке в Киргизии и готовились к отправке в Украину, с помощью участниц движения смогли досрочно расторгнуть контракты и вернуться в Тыву.

«Потребность найти сообщество антивоенно настроенных тувинских единомышленников с началом войны возникла у многих из нас. Но найти таких людей было нетривиальной задачей, — рассказывает The Insider одна из активисток движения «Новая Тыва». — Все началось с того, что одна из будущих соосновательниц нашего движения начала изучать комментарии к антивоенным постам Instagram «Азиаты России». Находила тех, кто осуждал войну и, если было понятно, что это кто-то из Тывы, писала им в личные сообщения. Так сформировался крошечный костяк неравнодушных людей, которым хотелось действовать. К созданию организации также подвели несколько событий: новость о погибшем племяннике соосновательницы, появившаяся статистика о большом количестве погибших на войне тувинцев и радиоперехваты тувинских связистов, из которых стало ясно, что их используют на передовой из-за другого языка. Кроме того развитию организацию сильно помог депутат из Тывы Эрес Кара-Сал. Благодаря его публично выраженной антивоенной позиции и нескольким интервью на нас стало подписываться больше тувинцев. Прежде всего мы стараемся убедить своих земляков не поддерживать эту войну через помощь в расторжении военного контракта, непосредственное общение с контрактниками и их семьями и, конечно, информирование о реальном положении дел на войне. Участники движения в основном из Тывы, но мы помогаем не только тувинским контрактникам, а вообще всем, кто обращается. Не раз бывало так, что какие-то тувинские солдаты обращаются к нам за помощью расторгнуть контракт и вернуться домой, а с ними ещё, например, несколько их русских сослуживцев. Мы никому не отказываем в помощи».

Как и единомышленники из Калмыкии, тувинцы видят антивоенную борьбу как часть движения за федерализацию: «Мы будем продолжать заниматься своей деятельностью, пока не закончится война. Но надеемся, что после нее из движения родится нечто большее. Что-то, что направит Тыву на путь демократии и поможет создать условия для настоящей федерализации России».

Якутия

В Якутии несогласные с войной создали сообщество Sakha vs War. Вот что рассказал The Insider один из его организаторов:

«Участники нашего движения имеют крайне негативное отношение ко всем военным агрессиям со стороны Кремля, как против суверенных государств (Грузия, Сирия, Украина), так и внутри регионов России, имея в виду Чеченские войны за независимость Ичкерии. С самого начала войны в Украине, еще в 2014 году, активисты нашего движения открыто высказывались против аннексии Крыма. К сожалению, после принятия закона о дискредитации Вооруженных сил нам пришлось уйти в подполье и создать страницу в Instagram, через которую мы активно доносим свою точку зрения. В нашей республике живут талантливые и креативные люди, благодаря которым до войны активно развивались туризм, IT, кинематография, искусство, наука, спорт. Мы амбициозный и яркий народ. Война перечеркивает наше будущее и ставит на нем кровавый крест.

Война вскрыла много гнойных нарывов на теле российского государства: это и расизм, и насаждение империалистических ценностей Москвы, и отсутствие права на самоопределение у малых народностей России, и централизованное управление, которое забирает себе все богатства регионов в Москву. Наша задача хорошенько встряхнуть якутское информационное поле, обратив внимание на эти и другие давно назревшие вопросы и проблемы. Мы хотим расшевелить болото из многолетнего страха и молчания. Наше сообщество привлекло внимание многих других антивоенных движений и теперь сплотило вокруг нас всех противников войны из Якутии и других регионов».

Признаки полураспада

Экономический кризис, последовавший за войной, усиливает сепаратистские настроения, потому что в регионах не очень понимают, почему они должны отдуваться из-за самоубийстенной политики Москвы. В регионах уже столкнулись со спадом промышленного производства, ростом безработицы и сокращением поступлений в бюджеты. По безработице — самому взрывоопасному показателю — доступны довольно подробные оценки: сильнее всего пострадают регионы с крупными промышленными кластерами и экспортоориентированными предприятиями, такие как Курганская, Калужская, Самарская области, Республики Коми и Татарстан. А вот регионы со слабой недиверсифицированной экономикой и большой долей бюджетного сектора (Республики Северного Кавказа, Тыва) почти не почувствуют на себе спада на рынке труда.

В конечном итоге ни в одном из субъектов Российской Федерации пока не наблюдается сочетания всех трех тревожных с точки зрения сепаратизма признаков: создания местных батальонов добровольцев, сильного антивоенного движения с этнической или региональной компонентой и серьезных вызовов социально-экономической стабильности.

Регионы России с антивоенными движениями и значительным ущербом от санкций

Но как минимум в десяти регионах в наличии два признака из трех. О том, как война и кризис могут сказаться на регионах и единстве страны, The Insider поговорил с регионалистом Николаем Петровым.

Николай Петров, российский политолог и политический географ

Тыва, Бурятия, Калмыкия, Дагестан, Северная Осетия и Ингушетия — все эти национальные республики относятся, по типологии специалистки в области социально-экономического развития регионов Натальи Зубаревич, к Четвертой России. Это национальные республики, и их поведение не укладывается в общие закономерности, которые работают в большинстве других российских регионов. Они управлялись многие годы этническими элитами, но сейчас ситуация меняется или уже поменялась — как в Дагестане, где Москва заменяет местную корневую элиту на приезжую без особого эффекта. Но в реакции на санкции и кризис, то, как это ни странно, они могут себя чувствовать в динамике лучше, то есть меньше испытывать негативный эффект санкций, чем многие другие более развитые регионы, чем столицы и крупные индустриальные регионы, только потому, что они во многом дотационные. Это чисто бюджетная сфера. Хотя понятно, что в конечном счете негативный эффект рано или поздно скажется и на той финансово-экономической поддержке, которую получают эти республики из федерального центра.

На протяжении многих лет мы с коллегами составляли рейтинг социально-экономического и политического самочувствия регионов с 2015 по 2020 год по целому ряду показателей — по экономической статистике, политической динамике, протестам. В социально-экономическом аспекте мы оценивали две категории рисков: краткосрочные, связанные с динамикой доходов населения, с доходами бюджета региона и с динамикой производства; и среднесрочные, связанные с динамикой торгового оборота, задолженностью бюджетов и динамикой инвестиций, то есть то, что может в ближней перспективе привести к растущей напряженности и то, что в средней перспективе к этому тоже может вести. При этом мы оценивали социально-экономическую ситуацию и с точки зрения домохозяйств (доходы и торговые обороты), и с точки зрения регионов и региональных бюджетов.

На Северном Кавказе риски экономики домохозяйств всегда были велики, и при этом Дагестан все годы измерения всегда был в числе регионов повышенного риска, потому что там риски политические сочетались с активным протестным движением.

Если посмотреть на российские регионы с точки зрения уровня зарплат, скажем, в прошлом году, то мы увидим, что Калмыкия, Дагестан, Ингушетия и Северная Осетия находятся в самом низу этого рейтинга. При этом Калмыкия — самый бедный с точки зрения уровня зарплат регион. Там 20% населения имеет зарплаты ниже 15 тысяч рублей в месяц. Дальше идет Дагестан, который с примерно такими же показателями, как Ингушетия и Калмыкия. В Северной Осетии дела обстоят немного лучше, ещё лучше в Туве и Бурятии, но это зависит от того, на какие показатели мы смотрим: по абсолютной величине зарплат Тува и Бурятия выглядят гораздо более прилично, чем регионы Северного Кавказа. Но это регионы с северными надбавками, и там потребительская корзина гораздо дороже. Поэтому когда экономисты смотрят на соотношение доходов к стоимости корзины товаров и услуг, и на долю населения за чертой бедности, то Тува является абсолютным чемпионом, а Калмыкия и Ингушетия очень недалеко от неё ушли. При этом Тува — это единственный регион, где соотношение доходов к стоимости корзины меньше единицы, то есть среднего уровня доходов не хватает, чтобы обеспечить минимальный набор товаров и услуг. Треть населения живет за чертой бедности. В Северной Осетии и Дагестане ситуация немного лучше, но при этом они все ниже среднего по России.

Надо понимать, что когда мы говорим о российской экономической статистике, тем более по национальным республикам, цифры эти очень неточны — особенно это касается цифр по Северному Кавказу. То есть расслоение большое, уровень жизни в целом низкий, но не надо абсолютизировать те цифры, которые мы видим в исполнении Росстата. Можно сказать, что все эти регионы находятся в достаточно плачевном состоянии, но именно потому, что они и до кризиса, и до санкций не благоденствовали. Для них удар кризиса сейчас менее заметный и различимый, чем для регионов, таких как Татарстан, которые были в числе лидеров, а сегодня очень сильно теряют из-за санкций и последствий.

Все регионы, о которых мы говорим, — это регионы, субсидируемые федеральным центром, и в этом качестве они сегодня чувствуют себя почти так же, как чувствовали себя вчера или позавчера. Их потери будут связаны с ухудшением социально-экономической ситуации по стране в целом, с сокращением бюджета в первую очередь на субсидии регионам и на помощь региональным бюджетам, хотя Северный Кавказ был и остается одним из очень важных для Кремля приоритетов.

При этом мы говорим о небольших регионах, и население в значительной степени сельское, не городское. Это значит, что некоторый уровень стабильности там есть благодаря тому, что люди в гораздо меньшей степени зависят от работы промышленных предприятий и денег, которые за эту работу могут получать граждане, а во многом от себя самих и своих участков. Хотя вот эти национальные регионы относятся к Четвертой России, типологически они примыкают к Третьей, которую составляет сельская глубинка, зависящая от пенсий. Они, в свою очередь, будут индексироваться и дальше, но нет зависимости ни от доходов промышленных предприятий, ни от эффективности их работы, ни от самого факта работы крупных промышленных предприятий.

В каждой из этих республик, даже самой маленькой Ингушетии, есть разные кланы, интересы которых так или иначе сбалансированы. В Дагестане, например, представители крупных этносов контролируют основные сферы экономики, и как только баланс начнет меняться, это напрямую ударит по интересам этнических кланов, а через них по этническим группам. А в ситуации Дагестана, где этнические группы расселены компактно, это приобретает территориальное измерение и может вызвать социальный взрыв наподобие того, что мы видели в республике в прошлом. Сохранять баланс будет очень сложно, а любое трение и изменение баланса, любые подвижки в интересах разных этнических кланов будут так или иначе дестабилизирующим фактором.

Что касается ситуации с расколом Российской Федерации, это не разовое событие, а цепочка действий и их последствий. Главную проблему, я думаю, надо видеть не в том, что какие-то этнические кланы хотят отделиться. Проблема в том, что в условиях сверхцентрализации именно Москва может провоцировать те конфликты, которые в конечном счете будут вести к перспективе раскола страны. Но не потому, что кто-то сегодня хочет и способен выдвигать лозунги отделения от России, а потому, что Кремль, пытаясь управлять централизованно сменяющейся ситуацией, распределять деньги и сохранять баланс интересов этнических групп или же игнорировать этот баланс, будет вести к дестабилизации. Дальше уже возникает цепочка — нарушаются интересы этнических кланов, это может привести к серьезным протестам по самым разным поводам, а если реакция на эти протесты недостаточно взвешенная и выверенная, то она может вести к усилению, а не ослаблению конфликта. К сожалению, Кремль не может реагировать быстро и точно, потому что из Москвы ситуация видна гораздо менее содержательно, чем изнутри региона. (Целиком колонку Николая Петрова о влиянии войны и санкций на перспективы распада России читайте здесь)



Материал подготовлен совместно с Софьей Пресняковой и при участии Бориса Соколова