Темы расследованийFakespertsПодписаться на еженедельную Email-рассылку
Политика

Хотят ли русские войны? Почему нельзя верить опросам общественного мнения и что показывает «партизанская социология»

Россиян, шокированных войной, которую развязал Кремль, дополнительно шокирует поведение соотечественников, поддерживающих происходящее. Если верить официальным соцопросам, таких в стране больше половины. Социолог Сергей Ерофеев объясняет, почему таким опросам нельзя верить, и цитирует данные «партизанской социологии», которые внушают осторожный оптимизм и демонстрируют некоторые неочевидные тенденции, например то, что войну преимущественно не поддерживают россияне с низким доходом.

С начала полномасштабного нападения России на Украину прошел месяц. Оно оказалось событием такого масштаба, что российское общество будет находиться от него в шоке долго, в разных формах и с разными последствиями. При этом с некоторым запозданием критически настроенную часть общества настиг дополнительный шок – шок рефлексивный. Предполагаемая высокая поддержка действий российского руководства населением обескураживает даже тех, кто утверждал, что манипулируемый властью народ лучше, чем она, и что сползание России к диктатуре – его беда, а не его вина. Однако надо учитывать, что на ощущение рефлексивного бессилия влияют три вещи: искаженность информации о состоянии общественного сознания, ущербность данных и их ложная интерпретация.

Чтобы шок от (ложной) интерпретации соцопросов не вел к усилению паники, надо критически оценить эти опросы. Начнем с прямого искажения информации.

Как искажают данные об отношении к войне

Искажение данных о поддержке войны происходит с помощью двух основных механизмов. Во-первых, важнейшую роль играет то, как проводится опрос, как он может «формировать» желательные для государства-манипулятора результаты. Как отметил организатор альтернативного опроса Института общественного мнения «Квалитас» Александр Романович, формирующей может быть сама структура вопросника, когда его первые пункты посвящены отношению к лидеру страны, что неизбежно влияет на ответы по следующим пунктам. Одновременно применяется характерное для кремлевских поллстеров подавление оттенков выражаемых мнений с помощью упрощенных шкал ответов.

Самые яркие примеры формирования желательного результата – намеренно непрофессионально составленные вопросы. Романович приводит такой пример формирующего вопроса от ФОМ (25-27 февраля 2022):

«24 февраля Владимир Путин объявил о начале военной операции на Украине. Как Вы считаете, решение о проведении военной операции было правильным или неправильным?».

С помощью таких вопросов используется эффект «фрейминга» (то есть флияние формы подачи на восприятие содержания) с подменой термина «война» термином «специальная операция», поэтому можно согласиться с заявлением бывшего руководителя «Яндекс. Новостей» Льва Гершензона: «то, что значительная часть населения России может считать, что войны нет, является основой и движущей силой этой войны». Данный случай фрейминга усиливается тем, что вопрос буквально вставлен в специальный фрейм, рамку с присутствием в ней президента.

Подобного рода опросы, разумеется, не будут включать критически важные пункты об отношении к агрессии, ее жертвам, реакции на «груз 200» и т.п. Примечательно, что уход от формирующих искажений в рамках альтернативного опроса «Квалитас» дает совершенно иную картину, когда поддержка населением агрессивных действий Кремля оказывается значительно ниже того, о чем говорит ВЦИОМ, а тем более пресловутых 86% первых послекрымских месяцев 2014 года.

Еще одним механизмом искажения общественного мнения является самоотбор респондентов, ведущий к утрате репрезентативности, свойства опросов отражать мнения всего населения. Изначально в условиях коррумпированной (испорченной) коммуникативной среды, характерной для российского авторитарного общества, на вопросы поллстеров скорее были согласны отвечать те, кто в большей степени готов давать «социально одобряемые ответы». Но даже это резко усугубилось после 4 марта 2022 года с введением фактической военной цензуры и суровых наказаний даже за называние войны войной. На радикальное снижение желания людей участвовать в опросах в таких условиях указывает фирма «Русское поле», а вторая волна аналитической инициативы Алексея Миняйло «Хотят ли русские войны?» вообще сосредоточилась на проблеме измерения страха. От этого всего шаг к полной невозможности оценки состояния общественного сознания в условиях насаждения «тотальных мнений», когда обывателю страшно уже не только от того, что он что-то может сделать неправильно, а от того, что он НЕ сделает чего-то, что от него требует тоталитарное государство.

Ущербность данных и зависимость от пропаганды

Учитывая такие условия искажения информации, важно также по возможности минимизировать ее ущербность, неполноту. В первую очередь это достижимо через учет того, что работает даже в условиях искаженности абсолютных опросных показателей, – а именно показ долгосрочных трендов и корреляций. Последнее не столь наглядно для обывателя, хотя до него можно донести те простые факты, что поддержка Кремля ниже среди тех, кто моложе, и тех, кто предпочитает негосударственные источники информации. Социолог Михаил Соколов, проанализировав те же данные ВЦИОМ, пишет: «Если вам нет 30, вы живете в большом российском городе, имеете высшее образование и не смотрите телевизор, то вероятность того, что вы не поддержите действия российской армии, превышает 80%».

В том, что касается трендов, то с преодолением ущербности информации дело обстоит проще. Так, легче привлечь внимание к тому факту, что рост поддержки Владимира Путина всегда происходил в те периоды времени, когда государством предпринимались действия, отвлекающие от внутренних проблем страны, что всегда сопровождалось усилением пропаганды. Падение же поддержки Путина всегда наблюдалось тогда, когда в стране внутренние проблемы нарастали. Первое, в частности, имело место с «запуском рейтинга» Путина осенью 1999 (Вторая чеченская война) и с присоединением Крыма весной 2014, тогда как второе проявилось с поворотом к авторитаризму в конце 2003, экономическим кризисом 2008, политической «рокировкой» 2011 и «пенсионной реформой» 2018 (график от «Левада-центра», февраль 2022).

Важно также учитывать то, что в целом для россиян харектерен слабый интерес к вопросам внешней политики и в последние годы интерес к событиям в Украине был очень низким, что несколкьо ослабляло усилия пропаганды, пытающейся сместить внимание к внешней повестке с внутренних проблем.

По внешней политике нет собственного мнения

Важно учитывать, что в вопросах внешней политики, вопросах друзей и врагов России проявляется минимум собственного отношения людей – в отличие от вопросов справедливости, коррупции, а тем более непосредственных вопросов качества жизни, связанного с личной безопасностью, ценами, образованием или медицинским обслуживанием. При этом в исторической перспективе мнения респондентов по вопросам внешней политики – самые нестабильные. Как никакие другие, они зависят от ослабления или активизации централизованной пропаганды под влиянием тех внешних обстоятельств, на которые реагирует Кремль.

Так, «Левада-Центр» зафиксировал рост доли плохо относящихся к Украине именно на фоне инспирированной Кремлем с конца 2021 года эскалации вокруг Донбасса: «если в ноябре прошлого года плохо к Украине относились 43% респондентов, то в феврале этого года – 52%». При относительно низкой пропагандистской активности настроения по украинскому вопросу были миролюбивее в феврале и ноябре 2021 – соответственно 55% и 45% относящихся к Украине хорошо. С обострением же антиукраинской пропаганды в мае 2021 этот показатель падает до 33%; причем, что интересно, с новым, гораздо большим обострением в феврале 2022 хорошо относящихся к Украине оказывается почему-то больше – 35%.

Если брать конкретику отношения россиян к ЛДНР, то год назад, когда в повестке дня была не Украина, а тюремная голодовка Навального, соответствующие показатели в опросах «Левада-Центра» продолжали двигаться вниз.


Никто не хотел войны?

Несмотря на колоссальные сложности в отражении реальности общественного сознания в условиях войны и подталкивания общества к тоталитаризму, существуют отдельные островки получения информации, способной проливать свет на то, что этому сознанию предстоит пройти. Так, 7 марта 2022, когда еще работал телеканал «Дождь» и другие независимые источники информации, ФБК Навального опубликовал опрос, который как соцопрос был, конечнео, нерепрезентативен, но показал важную среди интернет-пользователей российской столицы динамику. Он четко указал на то, что за первую неделю войны осознание агрессивной роли России выросло в 2,5 раза.

На этом примере можно увидеть то, что с коллапсом традиционной опросной практики складываются условия для развития «партизанской социологии». Помимо ФБК с новыми аналитическими инициативами выступили проект «Афина», а также упомянутые выше команда Алексея Миняйло и воронежский институт Квалитас, данные которых в целом опровергают победные реляции кремлевских поллстеров. Что касается исследования Квалитас, особенно интересно то, что не отметили его авторы, а именно корреляция между низкими доходами респондентов и низкой поддержкой военной операции. Получается, что в отличие от распространенных рассуждений о том, что действия Кремля в первую очередь не приемлют более богатые и образованные, приводимые данные показывают, что военную операцию преимущественно не поддерживают именно граждане с низким доходом.

Это может говорить в пользу тех экономистов, которые прогнозировали, что дальнейшее ухудшение экономической ситуации приведет к социальному взрыву, в основе которого будет изменение поведения беднейших слоев населения.

Если партизанской социологии удастся развиваться, то ей придется по преимуществу идти по пути не количественных опросов, а качественных методов, доверительной коммуникации с респондентами, а также обработки массивов дискурсивных данных, в том числе публикаций в социальных сетях, как это сделали дата-аналитики Tazeros для проекта «Хотят ли русские войны?». Данные такой социологии, в особенности при соблюдении большей объективности, неизбежно будут использованы в разворачивающейся информационной войне. При этом задача пользующихся ими ученых состоит в том, чтобы самым разным аудиториям показывать несостоятельность «социологии» Кремля, служащей, как и его инструменты пропаганды и страха, задачам дисциплинирования элит и деморализации оппонентов.

Пока еще российское общественное сознание во многом пребывает в стадии отрицания реалий войны, что способствует иллюзии ее массовой поддержки. Однако по мере осознания им этих реалий у независимых исследователей появятся новые возможности разобраться с тем, кого вокруг нас больше, – сторонников насилия и разрухи, борцов за мир или молчаливых, пассивных противников войны. Партизанская социология должна помочь ослабить контроль Кремля над гражданской сферой, общественным разговором. Объективная, пусть и не вполне репрезентативная социология должна усилить шансы большинства ощутить себя неодинокими перед лицом государственной машины подавления, осознать, что многие думают и чувствуют так же, как они. Полностью разрушить горизонтальную коммуникацию невозможно. Наука же должна ей помочь развиваться нынешних в суровых условиях.

Эта статья, стала последним материалом, написанным по заказу журналистки Оксаной Баулиной, погибшей в ходе репортажа из Киева.

По просьбе автора колонки гонорар за материал будет направлен семье Оксаны.