Общество
В октябре в Дагестане арестовали жену экс-главы Сергокалинского района Магомеда Омарова, чьи сыновья совершили масштабный теракт 23 июля в Дербенте и Махачкале. Перед этим в СИЗО был отправлен и сам Омаров. В результате нападения на две синагоги и православный храм погибло 23 человека. The Insider побывал на родине террористов в Сергокале: для местных произошедшее стало шоком, а мотивацию преступников они не разделяют. В последние несколько лет жители села замечали, что будущие террористы радикализировались в своих религиозных взглядах, и не раз наблюдали их тренировки по стрельбе, но всё равно не подозревали односельчан в намерении совершить масштабный теракт. В том, что трагедия стала возможной, сергокалинцы винят коммунистическое прошлое села, коррупцию и дискриминацию мусульман в России.
«Раньше мы гордились тем, что мы из Сергокалы, а теперь — такой позор»
Сергокала, крупное село с населением около 9 тысяч человек, находится в предгорье между Махачкалой и Дербентом, у выхода из горного ущелья Ая-Кака. Местные считают, что расположение у Сергокалы идеальное: полчаса езды до моря, час — до гор.
Сергокала активно растет за счет переселенцев из более труднодоступных горных сел. За последние годы здесь заасфальтировали большинство дорог, появились супермаркеты и даже кофейни, а вот привычных для дагестанских сел коров и овец на улицах уже почти не встретишь. По сути Сергокала сегодня — нечто среднее между селом и городом. Здесь тухумные связи уже не так сильны, как в более однородных горных селах. Давно нельзя сказать, что все знают друг друга лично, скорее, знакомы через одно рукопожатие.
В 2000-е Сергокала нередко становилась сценой активности боевиков, но вот уже несколько лет о них ничего не было слышно. Последний случай оказался очень громким: в 2016 году боевики убили лейтенанта Магомеда Нурбагандова. Преступники хотели, чтобы он призвал своих коллег-полицейских уйти со службы в МВД. Вместо этого Магомед произнес фразу «работайте, братья», которая стала крылатой и используется теперь российскими силовиками в пропагандистских целях.
Нурбагандову было посмертно присвоено звание Героя России, в честь Магомеда переименовали школу, в которой он учился, а в Махачкале поставили памятник. Одна из учительниц школы говорит: «Благодаря Магомеду несколько лет мы гордились тем, что мы из Сергокалы, а теперь — такой позор. Только подумать: из одного села и такие разные люди».
Магомеду Нурбагандову открыли памятник в Сергокале
23 июня 2024 года в Махачкале и Дербенте террористы напали на церкви и синагоги, а также на пост ДПС. Тогда погиб 21 человек, еще около 40 пострадали. В нападении участвовали выходцы из Сергокалы, а одного из сыновей бывшего главы Сергокалинского района Османа Омарова следствие считает создателем преступной группы.
Кажется, что спустя четыре месяца после произошедшего село живет обычной жизнью. О теракте говорят неохотно. Периодически слышно о том, как к кому-то пришли ночью, оцепили дом и забрали человека, который имел какие-то контакты с террористами, особенно в последние дни перед терактом. Однако очень многие в селе обащлись с террористами или созванивались с ними по какому-то бытовому поводу.
Теперь все эти люди ждут, что их тоже могут вызвать на допрос и заподозрить в симпатиях к террористам. О ходе расследования общественности не сообщается, отрывочная информация распространяется через адвокатов к родственникам задержанных и дальше. По селу ходят слухи о пытках, отбивая у жителей села желание говорить на эту тему — только шепотом и в близком кругу. При любом упоминании теракта или бывшего главы села Магомеда Омарова атмосфера становится напряженнее, а голоса — тише.
Когда о терактах все-таки говорят, общими чувствами остаются шок, недоумение и даже неверие. Еще 2–3 года назад ни один из будущих террористов ни на кого из жителей Сергокалы не производил впечатления человека, способного на такое преступление. Все они из благополучных семей. Один из ликвидированных террористов, Осман Омаров, сын теперь уже экс-главы Сергокалинского района Магомеда Омарова, был предпринимателем. В 2017 году получил статус ИП для разведения животных — птицы, овец, коз и крупного рогатого скота. Владел кафе в Избербаше. Вел бизнес в Сергокале — строил жилые комплексы.
Житель Сергокалы Ибрагим, который несколько лет работал на семью Магомеда Омарова, говорит, что он до сих пор не может поверить в произошедшее:
«Осман и его братья всегда уважительно относились к персоналу, а отца даже побаивались, голову при нем боялись поднять. При необходимости, в случае каких-то проблем, они не осмеливались напрямую обращаться к отцу, а улаживали вопрос через самого старшего брата, Омара. Он был единственным, кто общался с отцом на равных».
Другие собеседники The Insider добавляют, что когда-то Осман работал на Дербентском коньячном комбинате, а затем — в местном филиале Сбербанка. Эти занятия приводятся в пример как подтверждение того, что на тот момент Осман не мог быть исламским фундаменталистом, поскольку бизнесы, связанные с алкоголем и кредитованием, считаются харамными, то есть греховными в исламе. К тому же Омаровы по сей день владеют виноградниками, откуда продают французские сорта винограда в тот же Дербент.
Осман Омаров
Про Али Закаригаева, двоюродного брата Османа Омарова, сельчане тоже не могут вспомнить ничего плохого. Он запомнился однокурснице по экономическому факультету Дагестанского государственного университета, с которой пообщался The Insider, как шутник и весельчак:
«Он был старостой группы, золотой мальчик, закончил факультет с красным дипломом. Во время работы в администрации ходил гладко выбритым <отсутствие бороды, опять же, не соответствует образу радикального исламиста — The Insider>».
«Он же был в политике, избирался в депутаты, звал меня к себе в партию лет пять назад», — удивленно, почти возмущенно рассказывает Расул, молодой и очень энергичный бизнесмен из Сергокалы. Закаригаев участвовал в выборах Народного собрания Дагестана в 2021 году по спискам партии «Справедливая Россия» в Сергокалинской региональной группе.
Никто точно не может сказать, чем зарабатывал на жизнь Закаригаев в последние годы, но известно, что он жил в достатке. Разият, близкая знакомая семьи Омаровых, называет Закаригаева типичным «темщиком» — так в Дагестане говорят о тех, кто мечтают о легком заработке, не требующем особых усилий, но в то же время живут на деньги обеспеченных родителей:
«Он участвовал в YUSRA, владел игровыми автоматами в Махачкале, пытался открыть отделение банка ВТБ в Сергокале», — перечисляет Разият (все эти занятия считаются запретными в исламе). Расул рассказывает, что Закаригаев любил дорогие вещи, любил демонстрировать свой достаток. «Одни только ворота его дома стоили миллиона полтора, а во время обыска у него дома нашли печь за 800 тысяч рублей. Его близкие не могут понять, как человек, так любивший жизнь, мог вот так из нее уйти», — качает головой Расул.
Остальные участники теракта жили не так богато. Абдусамад Амадзиев когда-то работал у Османа Омарова в цехе по производству пластиквых окон, потом на стройке ЖК. «Он был обычным подростком, — рассказывают одноклассницы Амадзиева. — Рос без отца. После школы начал рано работать, делал мебель. Рано женился. Когда начал уходить в религию, перестал общаться с нами, уже несколько лет как».
Гаджимурад Кагиров, двоюродный племянник жены Магомеда Омарова, был известен в селе своим участием в драках, несколько раз попадал в стычки с полицией. В 2021 году получил административный штраф за драку с сотрудником ресторана. До этого участвовал в драке с полицией на свадьбе в Сергокале, за что тоже, по слухам, получил штраф.
Гаджимурад Кагиров
Близкий знакомый Кагирова Курбан добавляет, что Гаджимурад участвовал в боях ММА, мечтал работать в правоохранительных органах (УБЭП или ФСБ). «До последнего времени он не был особенно религиозным. Ни по поведению, ни по карьерным целям раньше нельзя было сказать, что он углубленный в религию человек», — Курбан говорит тихо, словно опасаясь, что его кто-то услышит, но в то же время эмоционально, с жестами и убеждающей интонацией, как будто боится, что ему не поверят.
Про Далгата Даудова известно меньше всего. Он бывший сосед Османа Омарова и работал у него на стройках ЖК.
На вопрос о том, какими будущие террористы были в последние годы, бизнесмен Расул, знавший когда-то Али Закаригаева, отвечает, что в последнее время они отдалились от всех и общались только между собой.
Мечеть раздора
Пару лет назад в Сергокале выходцы из села Мулебки на свои средства построили небольшую квартальную мечеть в новом районе села. Село растет, и сейчас от новых районов до старой части, где находится центральная мечеть, идти больше получаса пешком.
Строительство квартальной мечети в Сергокале
Небольшое здание с красным черепичным куполом, человек на 60–70, быстро стало предметом раздоров. «Чуть ли не сразу начались конфликты между имамом этой мечети Рамазаном и Османом [Омаровым], — рассказывает Расул. — Осман и его друзья считали, что имам неправильно совершал намаз, и поэтому они не хотели молиться за ним».
«Они ждали, пока завершится коллективная молитва, чтобы потом делать намаз самостоятельно. Имам центральной сергокалинской мечети разговаривал с ними, но всё без толку. Имам Рамазан даже начал закрывать мечеть на ключ, уходя после ночного намаза, чтобы Омаров и его компания не могли зайти, хотя вообще-то мечеть должна быть всегда открыта. Наверное, поэтому они начали строить в селе еще одну мечеть, куда собирались поставить своего имама».
Сейчас двери мечети закрыты на замок. Неизвестно, кто именно ее закрыл, когда ее откроют и откроют ли вообще. Но еще несколько месяцев назад здесь кипела жизнь. Жители села рассказывают, что в апреле 2023 года, в месяц Рамадан, соседи мечети жаловались на шум по ночам и большое количество машин. По их рассказам, однажды в мечеть не пустили местных жительниц с формулировкой «такие, как вы, сюда не ходят». Предположительно, имелось в виду, что женщины были не в хиджабе.
Один из местных жителей — Мурад, который живет недалеко от той самой квартальной мечети, — говорит, что поначалу он тоже ходил туда совершать намаз и ничего необычного не замечал. Мурад говорит медленно, подбирая каждое слово: «Знакомые в местной полиции сказали, чтобы я туда не ходил, потому что это ваххабитская мечеть». Почему сотрудники органов так считали, Мурад сказать не может, но в мечеть ходить он на всякий случай перестал и близких и знакомых тоже отговорил.
Ваххабитами в Дагестане с подачи правоохранительных органов называют всех, кто более-менее оппозиционен к традиционному исламу, кто выступает против суфизма, «народного» ислама и обычаев, а также стремится к «очищению» религии. Объединяет эти группы то, что они не признают авторитет Духовного управления мусульман Дагестана (ДУМД).
По словам антрополога и исследовательницы Дагестана Ивоны Калишевска, конфликты вокруг мечетей — явление частое, они не свидетельствуют о радикальности прихожан: «Это не то чтобы очень экзотично, что прихожанам не нравится имам, который “официально” поставлен ДУМД, особенно если он кого-то не пускает в мечеть, — рассуждает Калишевска. — В исламе нет такого, что какой-то один человек держит мечеть. Там может молиться каждый».
«Я вас люблю, у меня не было выбора»: как становятся террористами
Самая яркая и быстрая трансформация произошла, по словам односельчан, с Гаджимурадом Кагировым. Человек, который хотел работать в правоохранительных органах, перешел на противоположную сторону — ту, которая ведет с ними войну. Тот же близкий знакомый Курбан рассказывает, что эта перемена в Кагирове произошла после того, как он уехал работать в Подмосковье в 2022 году:
«Жил в какому-то лесу, работал на ”Газпром” вроде, точно не могу сказать, — проводил газ. Там с ним работали другие бородатые мужики. Он прочитал очень много религиозных книг. Когда в 2023-м приехал домой в Сергокалу на месяц Рамадан, проводил всё время в новой мечети. Они даже ели там же. Изучали арабский, читали книги. После Рамадана снова уехал в Москву работать. Присылал всем ссылки на различных проповедников, советовал, что послушать, говорил, что почитать. Все его разговоры были только о религии, он мне бесконечно делал наставления».
«Незадолго до теракта Кагиров ходил к хозяину местной кальянной и требовал ее закрыть. Звонил своему старшему брату в Москву, который работает судебным приставом, и призывал его уволиться с работы, потому что работать на тагутское [идолопоклонническое] государство — это грех», — вспоминает Расул.
Кагиров отпустил бороду и перестал стричься. «Он никогда не был красноречивым человеком, но в последние месяцы разговаривал, как проповедники в YouТube. Говорил мне: ”Представь себе только, наша прекрасная земля с морями, океанами, горами, лесами. А в раю — в тысячу раз прекраснее”. Всё время это повторял, — Курбан долго молчит и смотрит в сторону. А потом неожиданно добавляет: Он не мог на такое пойти в здравом уме. Я уверен, ему угрожали, и в тот день он был под чем-то. Видели, как они бесстрашно шли под пули? Разве может так себя вести человек в здравом уме?»
Мать Абдусамада Амадзиева вспоминает о ссорах с сыном на религиозной почве. Абдусамад настаивал, чтобы близкие не ходили на свадьбы или другие увеселительные мероприятия, где присутствуют алкоголь и музыка. Сам Амадзиев в последние недели жизни казался близким подавленным, но объяснять свое состояние отказывался. Одноклассница Абдусамада говорит, что впервые за долгое время случайно встретила его за пару недель до теракта. Он рассказывал о своих дочерях. По слухам, Амадзиев якобы оставил прощальную записку жене. Точное содержание собеседникам The Insider неизвестно, но он якобы поручил брату жены заботиться о его дочерях и написал: «Я вас люблю, у меня не было выбора».
«Куда смотрели участковые, пока те тренировались стрелять?»
В апреле 2024 года Осман Омаров и Али Закаригаев вернулись из Турции, и их необычная деятельность стала более заметной. Местные жители рассказывают, что незадолго до теракта, они отдали односельчанам все долги. Даудов прождал целый час, чтобы вернуть деньги хозяйке магазина стройматериалов несмотря на то, что ему настойчиво предлагали прийти в другой день. Кагиров звонил знакомым и уточнял, простили ли они ему долги. Предположительно, они так поступили, потому что согласно одному из хадисов, человек, умерший должником, не попадет в рай.
Расул вспоминает эпизод, который, по его мнению, указывает на то, что местная полиция могла что-то подозревать: «Незадолго до теракта один из местных полицейских случайно наткнулся в лесу на группу людей — они тренировались стрелять из автоматического оружия. В том числе Осман Омаров. Полицейский вызвал подкрепление. Вместе они потребовали прекратить стрельбу. Осман Омаров начал угрожать полицейским, что перестреляет их. Они молча развернулись и уехали. Чего еще от них ждать», — в сердцах машет рукой Расул.
После теракта все пятеро участковых Сергокалы и начальник отделения были уволены. Жители села сочувствуют начальнику отделения, который занял этот пост всего пару месяцев назад, а теперь уволен по статье.
«С одной стороны, — говорит Расул, — правильно, что после теракта уволили участковых. Куда они смотрели, пока те ходили делали людям замечания и тренировались стрелять? С другой стороны, они ходили тренироваться с охотничьими винтовками, на которые у них есть разрешение. У меня тоже такая есть, я и сам хожу пострелять, правда не в лес, а на полигон, как положено. Да, мы знали, что они ушли в религию, но никому и в голову не могло прийти, что они возьмут в руки оружие».
Бывший работник администрации Сергокалы, Раджаб, говорит, что не видит в поведении полицейских ничего удивительного:
«Всем, кто работал в государственных структурах района, было известно, что с Омаровым лучше было не вступать в конфликт. Тому, кто увольнялся из администрации на фоне конфликта с Омаровым, было практически невозможно впоследствии устроиться на государственную должность в районе».
Сергокалинец Шамиль, молодой человек из обеспеченной семьи, говорит, что считает эту историю с полицейскими и стрельбой как минимум преувеличенной, потому что такие высокомерные заявления и апелляции к статусу не похожи на Османа Омарова.
Шамиль считает, что нынешний фокус на деятельности бывшего главы и участии его сына в теракте — это всего лишь повод выпустить пар для народа, который плохо относится к богатым. В то же время Шамиль согласен с тем, что все знали про мстительность Омарова и что местные работники могли бояться перейти ему дорогу.
Разият говорит, что Магомед Омаров интересует правоохранительные органы лишь потому, что они хотят использовать его сына как повод, чтобы отобрать всё имущество их семьи и набить карманы чиновникам:
«Все их усилия направлены на то, чтобы раскопать побольше про Омарова и его семью. Только об этом все пишут, ничто другое их не интересует. Но ничего не слышно про то, чтобы они занимались организаторами и заказчиками. Я думаю, это потому, что они прекрасно знают, кто организаторы.
Как они могли не следить за ними, когда они вернулись из Турции? Или когда Осман женился на Батырхановой, которая была на учете до 2022 года? Они все знали и допустили, потому что кому-то это выгодно. Говорят, 6-й отдел собирались расформировывать, потому что угрозы терроризма уже не было. Может, кто-то не хотел, чтобы его расформировали, и поэтому таким образом подкинули им работу».
«Виноваты коммунисты»
После теракта в СМИ часто упоминали, что Сергокала — светское село по дагестанским меркам. В местных пабликах предполагали, что, возможно, именно из-за того, что преступники не были воспитаны в традициях ислама, они были подвержены влиянию радикальных идей.
Чтобы понять, что имеется в виду под «светским» селом, можно сравнить Сергокалу с другим крупным даргинским селом, центром соседнего района — селением Акуша, расположенным в 120 км к юго-западу от Махачкалы в Нагорном Дагестане.
В Сергокале на примерно 9000 жителей всего три мечети: центральная, придорожная и квартальная. Центральная была построена в 1990-е. Была ли в селе старинная мечеть досоветских времен, никто точно припомнить не может. В Акуше с населением около 5000 человек мечетей примерно 40. Иногда расстояние между ними составляет всего 300–400 метров.
Центральная сергокалинская мечеть вмещает около 1000 человек, и во время пятничного, главного намаза, который практикующие мусульмане-мужчины обязаны совершать коллективно, мечеть заполняется чуть больше чем наполовину. Придорожная мечеть маленькая — на 50–60 человек. Квартальная — примерно в два раза больше, человек на сто. Для сравнения, в меньшем по размеру Акуше в пятницу все собираются в Джума-мечети, которая вмещает 2500 человек. И мечеть всегда переполнена, особенно в праздничные дни.
В Акуше большинство родителей стараются обучить детей чтению Корана, группы есть в большинстве мечетей. Помимо этого, в селе есть несколько медресе. В Сергокале и окрестных селах медресе нет. В центральной мечети есть летняя школа, где обучают Корану, во время учебного года там проводят часовые занятия. Летние курсы посещают в среднем 60 человек, обычные — 30–40. Это обучение началось лишь три года назад, когда появился новый имам.
Именно факт отсутствия медресе кажется Хизри, религиозному деятелю из Сергокалы, причиной, по которой именно в его селе появилась радикальная молодежь:
«Почему это всё случилось? Почему в Левашинском или Акушинском районе террористов нет? Почему второй раз по-крупному шумит по миру именно Сергокалинский район? Почему во всех других больших селах есть медресе? Сергокала отличается. Здесь коммунизм всегда был очень развит. До сих пор на государственных должностях работают коммунисты. И они против того, чтобы развивался ислам.
Но среди молодежи коммунизма уже нет — и ничего не пришло на его место. Родители запрещают [ходить в мечеть и изучать там ислам]. Но человек, если он голоден до информации, по-любому ее добудет. И молодежь заходит в комнату, берет телефон, вбивает в интернет “что такое ислам?”, а там в первую очередь находится информация от экстремистских религиозных проповедников. С кем он первым познакомился, тому и верит, больше никому не верит.
Сейчас случился теракт, и те родители, которые только стали пускать детей, снова испугались. Отец звонит и говорит: “Я не могу больше пускать своего ребенка в мечеть“. Они думают, если его отправить в мечеть, он вырастет и станет радикалом».
При этом Хизри добавляет, что не сотрудничает с органами:
«Они просят нас сообщать, если заметим что-то подозрительное, но мы не стучим на отдельных людей. Мы говорим: “Вы такие же мужчины, как мы, приходите в мечеть, смотрите сами, кто как себя ведет, сами всё увидите“.
Есть люди, которые выбрали это направление чисто идеологически, а есть те, которые выбрали его политически. Раньше те, кто выбрали эту сторону политически, становились “лесниками“, с ними всё было понятно. Сейчас же мы рассчитывали, что [у Османа Омарова и его соратников] это просто идеологический выбор, что они ничего плохого, такого как теракт, не сделают. Но они взяли и сделали. Сейчас уже, видимо, надо настраиваться, что любой человек, который на этой дороге, может взять оружие и что угодно сделать».
«Дагестан сам по себе»
Многие комментаторы отмечали, что исполнители терактов 24 июня не соответствовали образу типичного террориста, имея в виду их социальное благополучие. Но тот же Шамиль, сам сын обеспеченных и влиятельных родителей, не видит в этом кажущемся несоответствии ничего удивительного:
«Будущих террористов вербуют, делая упор на то, что Дагестан был оккупирован 200 лет назад Россией, которая, убивая наших предков, женщин и детей, завоевала Дагестан. А теперь она вводит здесь свои порядки, приносит сюда свою культуру».
По словам Шамиля, постоянная дискриминация кавказцев в российских городах легко подтверждает тезисы вербовщиков о притесненном положении мусульман в России и заставляет чувствовать себя униженными:
«Мы частенько видим видео о том, что происходит на просторах России с ”покрытыми” девушками. Их бьют, с них стаскивают хиджаб, тянут за волосы. Я не отношусь к тем дагестанцам, которые, будучи в других регионах, ведут себя агрессивно, но я всё равно получаю порцию национализма. Для нас, кавказцев, даже жилье снять — проблема».
Шамиль рассказывает, что параллельно идет агитация о том, что Дагестан справился бы без России. В пример приводятся Катар и другие исламские страны с высоким уровнем жизни, которые живут на доходы от нефти и газа. Вербовщики умело находят болевые точки для кавказских мужчин, говорят о достоинстве и намекают на трусость и неспособность дать отпор оккупантам, защитить свою Родину и религию.
Ивона Калишевска считает возможным, что «СВО» и мобилизация способствовали подъему протестных настроений в народе. «Даже если кто-то пошел добровольно, всё равно это чей-то сын, чей-то племянник. Тухумы большие, и восприятие смерти [в Дагестане] другое, чем в остальной России. Все всех знают, похороны не скрыть. Конечно, это вызывает недовольство».
Эксперты-исламоведы согласны, что основное, на что напирают вербовщики, — это тема социальной справедливости. Сюда входит всё, в том числе и гордость, дискурс об оккупации Дагестана и прочее. Вербовщики напирают на то, что надо искоренить коррупцию и установить в республике социальную справедливость, которая станет возможна только с приходом исламского правления.